– Вечно он туда таскается… – У мамы какой-то неестественно высокий голос. – Сколько раз ему говорила – не ходи, не ходи. Нет, эти дрянные мальчишки все равно здесь ходят. Вот так однажды спустится сюда – и больше уже не выйдет…
И больше уже не выйдет. Ты думаешь сразу про все. Про бомжей. Преступников. Про темноту. Несчастный случай. А больше всего – про смерть.
Один во всей вселенной.
Таких городишек в мире целые миллионы, и во всех глухо, темно и тоскливо. И кто-то (прямо сейчас) точно так же дрожит и не может ничего понять. И в тростниках воют минорные скрипки – они там вместо музыки. И тени вместо фонарей. И тоска. И огромное, нескончаемое одиночество. И темные сырые овраги, где по ночам творится настоящий ужас. И со всех сторон тебя подстерегает людоед по имени Смерть, угрожая всему: здравому смыслу, браку, детям, счастью…
Высокий мамин голос прорезает темноту.
– Скип! Скиппер! – зовет она. – Скип! Скиппер!
Внезапно вы оба понимаете, что что-то не так. Что-то изменилось. Вы прислушиваетесь – и понимаете, что именно. Сверчки больше не стрекочут.
Полная тишина.
Как никогда в жизни. Совсем полная. Почему же смолкли сверчки? Почему? Какая может быть причина? Раньше они никогда так не умолкали. Никогда.
Это потому что…
Потому что – что?
Весь овраг замер в напряжении. Он будто скручивает в воронку свои черные волокна, втягивая силу со всех спящих окрестных земель – на многие километры. Отовсюду – из мокрых от росы лесов, из колодцев, со склонов гор, где собаки тянут свои мордочки к лунам, – отовсюду стягивается в единый центр великая тишина. Вы – в самой ее сердцевине. Через десять секунд что-то произойдет, что-то неминуемо случится. Сверчки по-прежнему молчат, звезды висят так низко, что, кажется, вы можете потрогать их мишурный блеск. Их мириады, они горячие, острые, и на ощупь, и на вкус…
Все тише и тише тишина. Все туже и туже пружина. Нет темени темней, нет дали дальше. Где же ты, господи!
И вот, где-то далеко-далеко, на другой стороне оврага, слышится:
– Да, мам! Я иду, мам!
И опять:
– Мама-а! Иду! Ма-ам!
Торопливый топот теннисных туфель по склону оврага – и вот трое мальчишек с гоготом сбегают вниз. Это твой брат Скиппер, Чак Редман и Оги Бартц. Все хихикают.
Звезды встрепенулись, как будто кто-то тронул за усики несколько миллионов улиток.
Сверчки запели!
Тьма повержена и отступает. Она в страхе и ярости, у нее пропал аппетит. Еще бы – только она собралась насытиться, как ее грубо прервали. Тьма откатывает, словно волна с берега, – и из нее вываливаются трое хохочущих детей.