Вдруг ты понимаешь, что ты одинок. Вы оба одиноки – и ты, и твоя мама. У нее дрожит рука.
У нее дрожит рука.
Это разрушает твою веру в собственный личный мир. Мама дрожит… Почему? Она тоже не уверена в себе? Ведь она же больше тебя, и сильнее, и умнее? Неужели она тоже чувствует эту неуловимую угрозу, этот прощупывающий темноту, крадущийся по самому дну злой умысел? Получается, что все это взросление не дает человеку никакой силы? И никакого утешения? И значит, никуда в этой жизни не спрятаться? И цитадель плоти не настолько крепка, чтобы противостоять злобным когтям ночи? Волны сомнения захлестывают тебя с головой. В горле вновь поселяется мороженое (а также в желудке, и в позвоночнике, и в конечностях). И ты прямо в один миг холодеешь, как ветер, прилетевший из прошлого декабря.
Ты понимаешь, что, оказывается, это все люди – такие. Что у каждого человека есть только он сам. Один-единственный. Одна единица общества, и ей всегда страшно. Так же страшно, как стоять сейчас вот здесь. Ну, будешь ты кричать, звать на помощь – разве это тебя спасет?
Ты так близко к оврагу, что пока твой крик куда-то долетит, пока его кто-то услышит и бросится тебя искать, может уже столько всего случиться.
Просто накатит чернота, быстренько тебя поглотит, и в один жутко леденящий душу миг все будет кончено. Еще до наступления рассвета. До того, как полицейские начнут прощупывать с фонариками затоптанную твоими следами тропинку. До того, как люди, дрожа всем мозгом, зашуршат по гальке к тебе на помощь. Даже если они сейчас в четырехстах метрах отсюда и уж точно могли бы помочь, черному приливу хватит и трех секунд, чтобы отнять у тебя все твои восемь лет жизни, и тогда…
Ты дрожишь всем телом, и тебя сокрушает острый приступ одиночества. Мама – такая же одинокая. Сейчас ее не защищает ни святость брака, ни любовь семьи, ни Конституция Соединенных Штатов, ни городская полиция. Ей некуда обратиться – только к своему сердцу, но там она не найдет ничего, кроме неукротимого отвращения и страха. Это тот случай, когда у каждого своя, личная проблема, которая требует личного решения. Ты должен признать, что ты одинок, и жить с этим дальше.
Пытаясь проглотить комок в горле, ты крепче цепляешься за мать. Господи, не дай ей умереть, ну пожалуйста. Не делай ничего с нами. Через час отец вернется из ложи, и если дома никого не будет…
Мама ступает по тропинке дальше и заходит в дремучие заросли.
– Мама, нет… – У тебя дрожит голос. – Со Скипом все в порядке. Со Скипом все в порядке. С ним ничего… С ним все в порядке.