– Но с какой стати? Ради бога, скажи, с какой стати я должен вставать?
– Потому что… потому что тебе нужно побриться! – Голос Мари сорвался в крик.
Джозеф застонал от досады.
– Значит, только из-за того, что мне нужно побриться, я должен вставать ни свет ни заря и бежать намыливаться – так что ли?
– Но ты небритый!
– И не собираюсь бриться – до тех пор, пока мы не приедем в Техас.
– Но не будешь же ты ходить как последний забулдыга!
– Хочу – и буду! Хватит и того, что каждое утро в течение тридцати дней я брился, повязывал галстук и отутюживал складку на брюках! Отныне – никаких брюк, никаких галстуков, никакого бритья и… и вообще.
Он так резко натянул на уши одеяло, что оно сползло наверх и обнажило его голую ногу.
Нога была согнута в колене и почти свисала с кровати. Падавшие солнечные лучи зажигали на ней искорки черных волос – они были совершенны.
Чем дольше Мари смотрела на эту ногу, тем больше округлялись ее глаза.
Она в ужасе зажала рот рукой…
Целый день Джозеф то уходил, то приходил. Он так и не побрился. Слонялся внизу по площади. Так медленно вышагивал, что Мари готова была метнуть прямо из окна молнию и убить его. Вот он остановился возле дерева-барабана и разговаривает с управляющим отеля, шаркая ботинком по бледно-голубой плитке тротуара. Вот любуется птичками и сверкающими на утреннем солнце греческими статуями. Вот дошел до угла и наблюдает за движением на дороге. Да нет там никакого движения! Просто он тянет время, чтобы подольше не возвращаться к ней. Нет бы ему пойти, побежать в гараж, накричать на этих ленивых механиков и ткнуть их носом в мотор, чтобы быстрее делали! Так нет же, он стоит здесь и смотрит за так называемым движением. А движения-то всего – «Форд» 1927 года выпуска, велосипедист, полураздетые детишки да хромая свинья! Господи, ну давай же, шевелись, иди – кричало все внутри у Мари, ей хотелось разбить вдребезги окно.
Вялой походкой Джозеф перешел через улицу. И скрылся за углом. Всю дорогу до гаража он останавливался у витрин, читал вывески, глазел на картинки, трогал керамические безделушки на лотках гончаров. Эх, надо попить где-нибудь пивка. Да-да, пивка – это самое оно.
Мари тоже вышла на площадь – прогулялась по солнышку, еще немного походила по магазинам в поисках журналов. Затем снова поднялась в номер – почистила ногти, покрыла их лаком, спустилась, снова прогулялась по площади, слегка перекусила – и снова вернулась в отель. В качестве второго блюда были все те же журналы.
Она не ложилась. Ей было страшно. Стоило ей задремать, как перед глазами вновь всплывали печальные картины детства. А еще – старые друзья, дети, которых она никогда не видела, но о которых всегда думала, долгие двадцать лет… И все дела, которые она хотела сделать, но не сделала… Лет восемь собиралась позвонить Лайле Холдридж, с которой они вместе учились в колледже, – так и не позвонила. А какими они с ней были подругами! Милая, милая Лайла! И еще, лежа в постели, Мари думала о книгах, которые давно собиралась купить и прочесть, но так и не купила. Прекрасные книги, а как они пахнут! Как же все это грустно! Всю жизнь она мечтала целиком собрать в своей библиотеке серию книг про страну Оз… И до сих пор не собрала! А почему? И почему бы ей не сделать это сейчас? Жизнь ведь еще не окончена? Вот она приедет в Нью-Йорк – и сразу побежит покупать «Страну Оз»! А потом позвонит Лайле! И встретится с Бертом, Джимми, Хелен и Луизой! И обязательно съездит в Иллинойс, чтобы пройтись по родным местам, где прошло ее детство. Если только она вернется в Штаты. Если только… Каждый удар ее сердца болью отдавался в груди – ее сердце билось, потом останавливалось, сдерживало себя и билось дальше… Если только она вернется.