Элис бросила на ребенка быстрый взгляд. Муж заметил, как ее передернуло.
– Тебе холодно? – спросил он.
– Да, что-то знобит. Лучше прикрой окно, Дэвид.
Нет, это был не просто озноб. Он озабоченно поднял стекло.
Пришло время ужина.
На стенах большой богато обставленной столовой плясали и переливались отблески свечей. Совместная еда как-то сразу сблизила их: можно было безмятежно обсудить вкусовой букет, любезно передать соль или предложить взять с тарелки последний бисквит.
Дэвид Лейбер принес ребенка из детской и усадил его на недавно купленный высокий детский стульчик, подперев крохотное клонящееся тельце множеством подушек.
Все это время Элис сосредоточенно следила за движениями своей вилки и ножа.
– Он еще не дорос до этого стула, – сказала она.
– Ну и ладно. Все равно пусть побудет здесь. Такое чудо! – сказал Лейбер, который явно чувствовал себя на седьмом небе. – И вообще все чудесно. И на работе тоже. Заказов выше крыши. Если так пойдет, я заработаю в этом году еще тысяч пятнадцать… Так, что это там у нашего пупсика? Не посмотришь? А, это слюнки! – Он протянул руку, чтобы промокнуть подбородок ребенка салфеткой, и краем глаза посмотрел на Элис.
Она даже не взглянула. Ему пришлось сделать все самому.
– Тебе совсем не интересно? – спросил он, снова возвращаясь к еде и чувствуя, как внутри поднимается раздражение, несмотря на все попытки его погасить. – Мне кажется, мать должна проявлять хоть какой-то интерес к собственному ребенку, или я ошибаюсь?
Элис резко подняла голову.
– Только не говори об этом при нем! Скажешь потом, если надо.
– Потом? – воскликнул он. – Хотя какая разница – потом, сейчас, через час… – Он вдруг замолчал и, нервно сглотнув, взял себя в руки. – Ладно. Все будет хорошо. Я все понимаю.
После ужина она позволила ему отнести ребенка наверх. Нет, она не говорила ему это делать – просто позволила.
Спустившись обратно, он увидел, что она стоит у радиоприемника и слушает музыку, но… не слышит ее. Глаза ее были закрыты, весь вид выражал страшную сосредоточенность. Когда он подошел, она вздрогнула.
И как-то сразу порывисто и нежно прижалась к нему. Прямо как раньше. Как будто ничего не изменилось. Крепко, губы к губам. Это было так внезапно, что от неожиданности он рассмеялся. Холод разом растаял у него внутри – так же, как весной вместе со снегом тает вот это гнетущее ощущение, что впереди зима. Как только ребенок был унесен из комнаты, она будто заново ожила. Снова начала дышать. Почувствовала себя свободно. Конечно, все это вызывало у него смутное беспокойство, но он отгонял его, чтобы насладиться близостью с ней.