На третий день — день, когда должна была вернуться Клио, — я решил покинуть город. Плана у меня не было. Я понятия не имел, куда направиться. Мне просто хотелось уехать. Поэтому я решил взять паузу и поселиться в каком-нибудь отеле подальше от Венеции, чтобы, записав все случившееся, привести мысли в порядок, до тех пор пока не решу, куда двигаться дальше. Я поискал в интернете что-нибудь старое и уединенное и выбрал гранд-отель «Европа», в первую очередь из-за названия.
Вот так я здесь появился. И до сих пор живу. И хотя я уже записал историю, которую хотел обдумать, по-прежнему не знаю, куда ехать. И пока сижу здесь, у себя в номере за рабочим столом, и думаю о Клио, которая теперь существует для меня лишь на бумаге, меня терзает чувство вины за то, что я, хотя это и было выше моих сил, не смог предотвратить такое развитие событий. Даже на бумаге я не смог соврать, хотя здесь, в отличие от реальной жизни, я был волен избавить себя от печальной истины и дать истории развиваться так, как она должна была развиваться, не позволяя ей закончиться.
Знаете, что причиняет мне больше всего боли, когда я думаю о Клио? Мысль о том, что она сейчас одна в пустыне. Мысль о том, что она, с ее платьями и туфлями, с ее хрупкой романтикой, которую не понимает никто, кроме меня, и с ее узкими мягкими ладонями в этот миг совсем одна в этой ужасающей пустыне бессмысленного потребления, а я не могу взять ее за руку и перенести в прошлое, к ее художникам, где ее дом.
Глава двадцать шестая. Похороны Европы
1
Первые приглашенные на похороны бывшей хозяйки гранд-отеля «Европа» прибыли днем раньше и провели ночь в отеле, обмениваясь дорогими сердцу воспоминаниями. На меня уже произвело большое впечатление такое количество желавших оказать ей последние почести, но утром печального дня приехало еще больше людей. Такси, «бентли» и «роллс-ройсы» сменяли друг друга на гравии длинной подъездной аллеи и перед мраморными ступенями крыльца, обрамленного коринфскими колоннами. Мы с Пательским расположились у входа, на скамейке под перголой, откуда могли наслаждаться превосходным видом на прибывавших гостей. Монтебелло, несомненно сильно расстроенный уходом старой дамы, которую считал своей матерью, приветствовал всех невозмутимо и изысканно, как образцовый профессионал. Китайские туристы фотографировали дорогие авто и гостей в траурных — и порой весьма эксцентричных — одеждах.
Большинство собравшихся были не только почтенного возраста, но и происхождения. Пательский узнал Александра Трубецкого, русского князя на восьмом десятке, жившего в изгнании в Париже.