— Теперь ждать, пока и это пройдет. Но какие её годы, дождется, — мелкие беспорядочные мысли порхали в сознании Нтанды, опасаясь что-нибудь задеть своими крылышками, что бы не вызвать очередной всплеск чудовищной боли, — и не поздно ведь ещё, едва стемнело. А ноги уже не держат. Но ладно, еще набегаемся. А сейчас спать.
Девушка бросила взгляд, в котором содержалась целая гамма эмоций, на пластинку зелёного камня с черными прожилками, заботливо оттертую ею от её же собственной крови. Лежит себе на прикроватной тумбочке, каменюка. Как будто бы ничего и не было.
— Ладно. С камнями потом, всё потом, — сказала она сама себе, забираясь под одеяло, — отвлечься надо, поспать надо, — и, бросив ещё один взгляд на артефакт, продолжила, убедительно так, но непонятно, к кому обращаясь, — и снов не-на-до. Ни-ка-ких.
Проснулась ночью. Всё вроде бы нормально. Удалось всё-таки чутка спокойно поспать, без мистики, хоррора и прочих остросюжетных кошмаров. Через несколько секунд после того, как глаза открылись, сообразила — пить. На столе должен был стоять графин с водой. И тут она ощутила какую-то неправильность, что-то было не так. Ну конечно, в каюте не темно, хотя должно было бы быть. Причина — вот она, на тумбочке, распространяет слабое свечение, с лёгкими, травянистого цвета, нотками. Лежит себе, камушек, светится. Ну, дело то житейское. Хотя, если камушек светиться начал, то от греха его надо положить так, что бы видно его не было, всем тем, кто мог войти в каюту. А лучше, что бы вообще никто не видел, так оно понадежнее будет. Во избежание, так сказать, ненужного ажиотажа. И для профилактики от возникновения глупых вопросов у излишне любознательных индивидуумов.
Она вылезла из-под одеяла. Не утруждая себя поиском тапок, прошлепала к столу. Долго и с наслаждением пила из горлышка графина. Приличным девушкам оно, конечно, не пристало так вульгарно себя вести. Так никто же не видит, можно и расслабиться. На обратном пути прибрала светящийся камушек в тумбочку и забралась обратно в кровать.
Закрыла глаза, успокоила дыхание, начала погружаться в сон. И тут началось то, чего она опасалась. Засыпание обернулось погружением в сердце вьюги. Вокруг нее вращались струи воздуха, несущие какую-то ледяную крошку. Холода, правда, не чувствовалось. Это хоть и странно, но возражать против отсутствия неприятных ощущений было бы глупо. Когда горсть этих снежинок проносилась мимо лица, обострившееся внимание выхватило интересные детали. То, что крутилось в воздухе, было очень похоже на снежинки, но таковыми не являлось. Это были те самые серебристые знаки. Странные, надо сказать, знаки. Нечто среднее между угловатыми символами, которые оставались на древних камнях покинутых храмов Милеле Нжиа и иероглифами многочисленного и древнего народа Чжоужэнь с восточного материка.