Расстелив ее на столе, он подозвал Нтанду.
— А вот эти картинки ничего не напоминают тебе?
Нтанда сначала непонимающе смотрела на карту, потом в ее глазах мелькнула тень узнавания.
— Что-то подобное я, скорее всего, видела, вот только это была не карта, я видела все эти острова, как бы с большой, очень большой высоты. Сейчас так высоко, наверное, ни один аэростат не рискует подниматься. Только тут у тебя, мне кажется, не все, — она начала уже более осмысленно вглядываться на территории, изображенные на карте.
— Это самая точная карта, которая на сегодняшний день нам доступна, — сказал Афолабе, — покажи-ка, а лучше вот тебе карандаш, дорисуй недостающее. Сможешь?
— А давай, — Нтанда потянула руку за предлагаемым карандашом, — рисовать нас тоже, вроде как, учили.
И она деловито приступила к совершению географических открытий, то есть к изображению недостающего на карте, к северу от острова Холодных слез в архипелаге Полярной каракатицы, небольшого клочка суши. И гораздо севернее отметки, стоявшей на карте на восточном берегу этого острова.
Отец внимательно следил за движениями карандаша в руках дочери. И когда она закончила, наклонился над картой и задал вопрос, ответ на который и так был очевиден.
— Так там севернее еще остров?
— Да. И нам, как следует из информации, предоставленной мне артефактом, именно туда, — сказала она уверенно.
— Это дальше, чем я рассчитывал — отец нахмурился, — наши аналитики предполагали, что нам не надо будет продвигаться дальше вот этой отметки, — он указал на восточное побережье острова Холодных слез.
Нтанда долго стояла у карты, но смотрела не на нее, а как бы внутрь себя. Потом вытащила из пальцев отца карандаш, который тот задумчиво вертел, и уверенным движением нарисовала крестик в центре нарисованного ею же острова.
— Тут. Нам надо идти сюда. Нас ждут Врата Стылой Тени и то, что за ними, — она приложила к вискам ладони и охнула, как от боли, — Только не спрашивай, что это за Врата такие. Не знаю я. Знаю только, что они есть и нам их не миновать. Пап, я к себе пойду, надо отлежаться. И голова опять, как будто по затылку дали чем-то тяжёлым.
— Иди. Отдыхай, конечно, — сочувственно произнес отец, — но если вдруг что-нибудь станет проясняться, постарайся сразу меня извещать об этом, — он запнулся, но почти сразу продолжил, — и никому ни слова о том, что ты смогла сделать. Это действительно важно. Критически важно.
До каюты своей она едва доковыляла.
Голова опять раскалывается. И безумно хочется спать. И в голове, как будто что-то ворочается, стучится изнутри о кости черепа, порождая эту самую мигрень.