С тех пор он стал относиться к локомотивам внимательнее. Вначале он понял, что те – дети Страны сотни гор, они были черны и дымились, как большие города, откуда они являлись и куда всегда потом возвращались. Они бывали в Париже; равнина звала их, склон помогал. Всегда и отовсюду возвращались они к горам и поднимались обратно по склонам, отдуваясь, рыча, спеша, издалека приветствуя родину громкими, ясными криками.
Он наблюдал за ними. Он узнал их некоторые привычки. Он понял, что они не суровые и скучные взрослые, как можно было бы думать. Им нравится играть. Вот один под барабанные раскаты упрыгивает по кривой. Другие, танцуя фарандолу, стремительно пятятся, отводя вагоны в долину. Еще двое, соединившись, медленно вступают на вокзал, от чувства собственной значимости они пожимают плечами, задирают голову, они идут в ногу, шипя и посвистывая, ударяя в кимвалы, и весь вокзал с большим почтением принимает скорый из Женевы в Бордо. Марсель даже видел два локомотива, соединенных спина к спине, правда, бежали они все равно в одну сторону. Вот уже до чего дошло! И вдруг он вспоминает, что как-то давно, лет пять назад (стало быть, ему было три года), он видел с террасы, что возвышается над парком и железной дорогой поезд, полностью белый. Локомотив, вагоны пассажирские, вагоны багажные – все белое. Было настолько красиво, что он понял: никому нельзя об этом рассказывать. И с тех пор он видел другие поезда, почти столь же красивые, чаще всего на парижских вокзалах, – одни составлены из длинных желтых вагонов с выведенными на них золотыми буквами, другие – из темно-красных и черных, как у поезда президента Республики, локомотив которого украшен трехцветным флагом.
Вот почему с самого начала каникул, что случились в далекую ту эпоху, иначе говоря, в минувшем году, садовые стулья таскали вдоль всех аллей, рисуя на песке сложную сеть параллельных линий – вот одни пути, вот другие. Первой запустили длинную прямую ветку от оранжереи до виллы. Потом ее продлили вплоть до резервуара. Следом торжественно открыли ветку, идущую от виллы к бассейну. Артур изображал локомотив, Франсуаза в кресле-каталке была за путешественников, Марсель служил начальником поезда и на станциях превращался в начальника вокзала. Три поезда в день, включая один скорый, – таков был минимум, установленный на общем собрании директоров компании. Однажды скорый сошел с рельсов, и Франсуаза, ободрав коленку, заявила, что больше не хочет играть пассажиров. Все было улажено, и ей поручили работать локомотивом на небольшом ответвлении, устроенном специально для нее меж шестью садовых холмов.