Детские (Ларбо) - страница 32

Каждый в начале минувшей эпохи принес с занятий или откуда-то из коллежа, или из какого-нибудь иного скорбного заведения, где живут под гнетом и взаперти, под неусыпным надзором взрослых, – каждый принес трофеи: Артур и Франсуаза принесли по песенке. В песенке Артура говорилось следующее:

Пляши, Бамбула,
Пляши, Канада,
Гоп-шлеп!
Кувырок!

Когда Артур пел эту песенку, бросая косые взгляды, поводя руками и стуча каблуками, он сам становился Бамбулой, с ног до головы черным, почти нагим силачом, скачущим по деревенской площади где-то в Канаде, среди лачуг, крытых пальмовыми листьями. Было ясно, что он настоящий дикарь, один из жителей Карийских островов, которых Марсель заприметил в ботаническом саду под стеклянным небом пальмовой оранжереи. Если в этот момент Артура о чем-то спрашивали, он не понимал французского и вместо ответа мог издать странный крик. Песня с танцем заканчивались, и тогда Бамбула вновь становился Артуром, сыном управляющего.

Песенка Франсуазы была размеренней, запутанней и длиннее. И Марсель, и даже Артур, брат Франсуазы, понимали в ней далеко не все. Некоторые слова она произносила нечетко, другие только наполовину. Она поддразнивала обоих мальчиков, отказываясь повторять эти слова, и говорила:

– Сама-то я понимаю, вот и довольно. К тому же я пою на китайском. И сама сочинила песенку.

Артур говорил:

– Неправда!

Но Марсель думал, что Франсуаза достаточно сообразительна, чтобы самостоятельно сочинить песенку. Особенно ему нравился припев:

В тени бамбуков, буков, буков,
Пойди-ка поаукай, аукай, аукай…

«Бамбула» повествовала о ясном дне где-то на юге, в стране, похожей на пальмовую оранжерею. А «Бамбуки» в тончайших деталях описывала края теплых ночей, где обитает счастье; долгие каникулы, которые все время только начинаются, и кажется, не будет им ни конца ни края, и еще даже не знаешь, чем ты займешься; водоемы, в которых можно купаться, не простужаясь; и вечера, когда ни один взрослый не скажет: «Детки, пора спать!»

А Марсель принес воспоминание о неком видении. Было это в Краю сотни гор, где в больших черных городах живут высокие светловолосые люди, то есть в Оверни. Поезд как раз поворачивал, поэтому он, несмотря на оклики отца и матери, высунулся из окошка – так можно было увидеть, как поезд сначала как бы вытягивается, а потом сжимается вновь таким образом, что машинист может подать знак служащему последнего вагона. И вдруг из леса, куда они как раз направлялись, повалил дым. Он собирался закричать: «Папа, в лесу пожар!», когда на новом повороте взгляду явилась следующая картина: на другом ответвлении железной дороги стоял локомотив – можно было различить трубу, передние колеса и красную поперечину, обозначавшую особый статус, – от него-то и шли белые тяжелые клубы пара и сизые дымные поволоки. Казалось, он отдыхает, подобно человеку, пришедшему на аллею парка выкурить трубку. Локомотив стоял в одиночестве, когда они проезжали мимо, Марсель услышал его спокойное дыхание, и порыв ветра донес запах угля и влажной после дождя листвы. Он подумал: «Локомотив приехал сюда из Клермон-Феррана, чтобы проветриться».