Элиана приподнимает маленького брата и тихонько целует. Потом напевает вполголоса. Спрашивает себя: «Ведь могу же я кому нибудь нравиться?» И вновь думает о милых песенках, в которых говорится о белокурых красавицах, о тех песенках, которые она не осмеливается петь при матери; когда же их поет кто-то еще, она всегда немножко краснеет, словно это о ней: «Мой белокурый ангел!» и «Царица лета вдали от света». Вот что-то по-настоящему волнующее!
Элиана вдыхает всей грудью и запрыгивает вдруг на платформу весов; она сразу жалеет о таком ребячестве, поскольку заметила, как в сад только что вошли два молодых месье.
Они медленным шагом идут по аллее вокруг лужайки. Окинув их взглядом, Элиана выносит вердикт: это из толпы тех, которые ей по-прежнему безразличны и которых она не запоминает, два обыкновенных месье.
Она думает о студенте, которого недавно встретила на рю де-ля-Лож. Небрежно надетый на густую черную шевелюру берет с красным околышем; широкий и чистый лоб. Она ясно видит каждую его черту; то, как беспечно он шагает по улице. Почему она никогда не осмеливается смотреть людям в лицо? Что с того, если они поймут, о чем она думает? Так даже лучше – будет почти началом интриги, тайной, соединившей ее с безвестным прохожим. Если бы она все же осмелилась… Если бы осмелилась заговорить с кем-нибудь. Это бы помогло ей не быть больше для матери тупым козлом отпущения; она по-прежнему оставалась бы послушной и не роптала, но в переполняющих, оглушающих волнах протеста она бы думала тогда… о нем же, в конце-то концов! И мысли бы эти за нее мстили и успокаивали.
Двое молодых людей только что прошли мимо Элианы. Она посмотрела им в лицо – тому и другому – без каких-либо намерений, только чтобы поупражняться. Но ее взгляд встретился с взглядом невысокого молодого брюнета, который шел слева, ближе к лужайке. Она взгляда не отвела; и он смотрел на нее довольно долго, продолжая что-то говорить собеседнику.
Элиана все еще думает о матери, но уже без гнева, скорее с отчаянием: она претерпевает ее, как претерпевают долгую болезнь, заточение. «Эта особа» заставляет ее донашивать свои старые ботинки под предлогом, что размер у них одинаковый; Элиана твердит себе, что лучше б ходила босой. И снова идут мимо они; пошли уже по второму кругу. И снова взгляд молодого брюнета встречается с взглядом Элианы. И, поскольку она чувствует себя смелее, они несколько мгновений глядят друг на друга. Он любуется свежестью ее щечек и красотой глаз с залегшими под ними тенями; в ее взгляде сквозят удивленье, счастье, порою стыд, порою дерзость; глаза то прикрыты, то широко раскрыты, они отвергают, они манят. Кажется, все мерцает, трепещет.