Казалось, что ощущение ужаса и безнадежности опережает его на шаг, когда он подходил к дому.
Линда пыталась избавиться от грустных мыслей, занимаясь домашними делами и заботясь о детях, и боролась с собой, чтобы не приставать к Гарри с расспросами. Больнее всего для нее было непреходящее ощущение безысходности и собственного бессилия. Ей так отчаянно хотелось помочь человеку, которого она любит, человеку, который медленно погибал у нее на глазах, и она ничего не могла сделать. Потому что не знала, что делать. Она знала только одно: ей нужно быть рядом с ним и постараться хоть как-то его поддержать.
Гарри упорно хранил молчание, изо всех сил стараясь не замечать, что Линда заметно осунулась и похудела. Он ложился спать молча и просыпался посреди ночи от собственного крика, просыпался в холодном поту и отчаянно пытался дышать, пытался прогнать этот образ, стоящий перед глазами, это проклятое лицо, что постоянно менялось, растворяясь в себе, лицо с жутким кривящимся ртом, распахнутым в страшном беззвучном крике…
этого рта выплывало лицо его сына, с глазами, застывшими от ужаса, и отметина от отцовской ладони у него на щеке тихонько дымилась…
слабый свет, даже не свет, а намек на свечение где-то там, в темноте позади этих лиц, постоянно меняющихся, но всегда остающихся неизменными, далекий свет на расстоянии в целую вечность, и все же он чувствовал, что этот свет может мгновенно зажечься прямо перед ним и втянуть его в свой пламенеющий вихрь. Он сопротивлялся этому свету, отрицая его существование, но свет медленно приближался, подобно некой громадной неповоротливой твари со скрюченными или, может быть, переломанными ногами, и Гарри пытался кричать, чтобы отогнать от себя этот ужас, прогнать обратно в небытие, а лица по-прежнему таяли, растворяясь в себе, и Гарри вновь просыпался, вытирая с лица едкий пот, и еще долго сидел, свесив ноги с кровати, стараясь не замечать пустоту, эту пугающую темноту, что подступала со всех сторон, но зажечь свет было страшно не меньше, он отчаянно искал в себе силы разогнать этот морок, но кошмары, поселившиеся у него в голове, лишь насмехались над ним, и он сидел, совершенно раздавленный, раздираемый двумя страхами – страхом света и страхом темноты, – пока не падал в изнеможении на постель, и спал какие-то жалкие два-три часа, а потом уже надо было вставать и начинать новый день, точно такой же, как предыдущий, который тоже закончится ночью кошмаров, точно такой же, как только что пережитая им ночь.
Жизнь Линды Уайт стала практически невыносимой. Ярко светило солнце, небо слепило синевой, новая жизнь расцветала повсюду вокруг, но в жизни у Линды не было радости. Она всегда очень любила Пасху и еще с осени предвкушала, как будет выбирать для Мэри пасхальный наряд, но теперь ей пришлось чуть ли не силой заставить себя доехать до магазина, и она купила первое, что попалось ей на глаза и подошло по размеру.