– и сын смотрел на него широко распахнутыми глазами, и отметина у него на щеке полыхала багровым, и Гарри схватился руками за голову и застонал, борясь с подступавшим удушьем, судорожно хватая ртом воздух, и его била дрожь, и он кое-как продержался до вечера, заставляя себя работать – опять, и опять, и опять, и опять, и опять, вот опять…
За неделю перед Пальмовым воскресеньем[5] он как будто постарел лет на десять. Почти наравне с гнетущим напряжением внутри нарастало и напряжение снаружи – по работе. Одна крупная международная организация предпринимала упорные попытки ослабить, а в перспективе и уничтожить их синдикат. Гарри знал, как знали и все остальные в совете директоров, что он сможет выработать стратегию, необходимую для сохранения целостности синдиката, но все упиралось во время. Крайний срок был известен, 15 апреля, и если к этому дню не будет готов план реорганизации, то все, ради чего Гарри Уайт так упорно трудился все эти годы, полетит в тартарары, и фирма погрязнет в финансовом хаосе. Гарри пытался справляться со своими внутренними конфликтами, с головой погрузившись в работу, но этот способ действовал плохо. Да, Гарри работал, но его затравленный разум над ним насмехался. Работа шла вяло и малорезультативно, что для него было немыслимо, и ему никак не удавалось отгородиться от ужасов, поселившихся у него в голове, ужасов, что вгрызались в него изнутри, проникая до мозга костей.
На этой неделе он ежедневно обедал с Уолтом и Кларком Симмонсом, и каждый раз обед начинался с одного и того же вопроса. Как успехи, Гарри? Все хорошо, не о чем беспокоиться. Внутренне он весь сжимался, произнося эту ложь, и молился лишь об одном: только бы пережить еще один обед, и скорее вернуться к себе в кабинет, в свое убежище, и решительно взяться за дело, с прежним рвением и напором, чтобы беспокоиться было действительно не о чем. А потом они спрашивали о его самочувствии. Что-то ты плохо выглядишь, Гарри. Кажется, я слегка приболел. Наверное, какой-то вирус. Но это не страшно, скоро пройдет.
Уолт и Кларк с беспокойством поглядывали на Гарри, который и вправду выглядел нездоровым, но напоминали себе, что с работой он справится – справлялся раньше, справится и теперь, и нет никаких причин думать иначе.
Гарри смирился с песней колес электрички, теперь она убаюкивала его, навевая почти приятную дрему. Он не пытался читать газету – вот опять, вот опять, вот опять, вот опять, – а просто сидел, пропуская через себя стук колес. Вставая с места, чтобы идти на выход, он уже не вытягивал шею и не расправлял плечи, а шел, сгорбившись, как человек, чей рост превышает на несколько дюймов высоту потолка.