— О чем вы?
— Я говорю о личных досье Гувера. Среди них, возможно, хранилось и досье на Макэндрю. А всего их было более трех тысяч. Прямо-таки страна наизнанку. Сведения о людях, занимающих руководящее положение в правительстве, в промышленности, в университетах, в армии. После смерти Гувера ходило много разных слухов о судьбе этих папок. Не верьте ни одному из них. На самом деле они исчезли. Кто-то их выкрал и теперь использует в своих личных целях.
— Какие досье? Вы с ума сошли! — воскликнул Ченселор, в изумлении уставившись на Лонгворта.
— Подумайте обо всем, что я вам сказал. Лично я считаю, что Гувера убил тот, кто хотел завладеть его досье. Вы проверили меня и убедились, что я серьезный человек. Я сообщил вам имена двух конкретных людей, с которыми вы можете переговорить. Мне все равно, о чем вы будете беседовать с Макэндрю, но вы дали слово, что ничего не скажете обо мне судье. Лично мне от вас ничего не надо. Я хочу только одного: чтобы вы как следует подумали обо всем, что я вам сообщил. Подумайте и о возможностях, которые открываются для вас в связи со всей этой историей.
Не прощаясь, Лонгворт внезапно повернулся к Питеру спиной и быстро зашагал по пляжу. Стоя под дождем, ошеломленный Ченселор растерянно смотрел на быстро удалявшегося в сторону дороги бывшего агента ФБР.
Ченселор стоял у стойки бара в ресторане, расположенном на 56-й улице. Питеру нравилось это заведение, сохранившее атмосферу теперь почти исчезнувших дешевых английских ресторанчиков. Вся обстановка здесь благоприятствовала тому, чтобы подолгу просиживать за ленчем, ведя при этом неторопливую беседу.
Накануне он позвонил Энтони Моргану и Джошуа Харрису и назначил им здесь встречу. После этого поздним рейсом он вылетел из Лос-Анджелеса. Впервые за многие месяцы Ченселор спал в собственной квартире и поэтому чувствовал себя прекрасно. Ему давно надо было уехать из так называемого убежища в Калифорнии, которое на деле превратилось для него в настоящую тюрьму.
Питер сознавал, что с ним что-то происходит. В голове словно рухнула какая-то преграда, высвободив скопившуюся энергию. Он не знал, есть ли какой-либо смысл в том, что рассказал ему Лонгворт. Наверное, нет, уж слишком нелепо все это выглядело. Убийство само по себе казалось невероятным. Но даже от одного предположения — а вдруг? — захватывало дух. Однако любой роман начинается с предположения.
Еще ни одна тема, над которой он когда-либо работал, не давала такого простора для воображения. А что, если Сазерленд, человек безусловно выдающийся, скажет, что он не может полностью исключить возможность убийства Гувера? А если к тому же удастся связать факт исчезновения части документов из личного дела генерала Макэндрю со смертью директора ФБР?