– Я спросила, как, по ее мнению, ей это удалось, – сказала Линда, – и она ответила, что просто не знала, что ее кости сломаны. Она не чувствовала боли. Когда она произнесла это, – сказала Линда, – я вдруг почувствовала, что она говорит обо мне.
Я спросила, что она имеет в виду, и она долго молчала, откинувшись на спинку дивана с таким безучастным видом, что, казалось, она и не ответит.
– Я думаю, это напомнило мне о рождении ребенка, – сказала она наконец. – Ты переживаешь собственную смерть, – добавила она, – и потом тебе ничего не остается, как только говорить об этом.
Это сложно объяснить, продолжила она, но чувство родства с этой металлической женщиной, казалось, действительно возникло из схожего опыта: она прошла через такой же процесс, в ходе которого ее сломали, а затем заново собрали в несокрушимую, бессердечную и, возможно, даже суицидальную личность. Как она уже сказала, ты проживаешь собственную смерть, и больше ничего не остается, кроме как рассказывать о ней незнакомцам в самолете или кому угодно, кто будет слушать. Если только ты не решишься найти новый способ умереть, сказала она. Пролететь на лыжах над пропастью – неплохо, и она думала заплатить комунибудь, чтобы подняться в небо в самолете и проверить, сможет ли она противостоять порыву раскрыть парашют, но в конце концов именно писательство, в общем-то, и удерживает ее от того, чтобы пойти на такое. Когда она пишет, она и не вне, и не внутри своего тела: она просто игнорирует его.
– Как домашняя собака, – сказала она. – Ты можешь обращаться с ней как хочешь. Она никогда не будет свободной, если вообще помнит, что такое свобода.
Мы сидели, наблюдая за свадьбой, которая проходила в другом конце зала: кто-то говорил речь, а жених и невеста стояли рядом, улыбаясь. Время от времени невеста посматривала вниз, чтобы разгладить платье спереди, и каждый раз, когда она поднимала глаза, проходило мгновение, прежде чем на ее лице снова появлялась улыбка. Мы сидели и смотрели до тех пор, пока замученная на вид девушка в футболке с фестивальной символикой и с папкой в руках не подошла к столу, чтобы сказать, что публика ждет. Издатель выскользнул из полукабинета и одернул переднюю часть пиджака движением, которое странным образом повторяло движение невесты. Встав, Линда оказалась выше его. Мы последовали за ним гуськом. Я заметила, как аккуратно ей приходится вышагивать в туфлях на высоких каблуках.
Мне сказали, что журналистка ожидает меня на улице, в саду отеля. От ближайшей дороги, неуклонно нарастая, доносился приглушенный океанический рев транспорта. Журналистка сидела одна на скамейке среди засаженных клумб и сети дорожек из гравия и смотрела вниз, где у подножия холма через старый город темной змейкой текла река, зажатая причудливыми зданиями, стоящими на обоих берегах. Над крышами виднелись почерневшие шпили собора.