Луиш слушал с безразличным выражением на крупном угрюмом лице, пальцами отрывая кусочки хлеба и скатывая их в маленькие твердые шарики, которые он затем ронял на стол вокруг своей тарелки.
– Моя мама однажды сказала, что, когда она была маленькой, во время сбора урожая в деревне проводили фестиваль, и фермеры всегда оставляли одно поле, чтобы скосить траву на нем в этот день, – сказал он. – Все собирались посмотреть на то, как мужчины работают косой, потому что такова была традиция, и по традиции же они оставляли круглый участок в середине поля некошеным, двигаясь от краев к центру, а не туда-сюда по прямой, как обычно. Все испуганные дикие животные, у которых обычно была возможность убежать, оказывались в ловушке в кругу, – сказал он, – который становился всё меньше и меньше по мере того, как мужчины косили, так что в конце концов на этом пятачке оставалось большое количество съежившихся зверьков. Деревенские дети были вооружены лопатами, кирками и даже ножами с кухни, и в определенный момент им разрешали нагрянуть на нескошенный участок ликующей оравой и убить животных, что они и делали с большим удовольствием и энтузиазмом, разбрызгивая вокруг себя кровь. Моя мама не может вспоминать об этих эпизодах, – сказал он, – не расстраиваясь при этом, хотя когда-то радостно участвовала в них сама, и действительно, многие наши родственники теперь отрицают существование таких варварских практик. Но моя мама признает, что они были, и продолжает страдать из-за этого, потому что, в отличие от других, она осталась честной и отказывается помнить о прошлом, не помня при этом о его жестокости. Иногда мне интересно, – сказал он, – считает ли она, что этим бездумным поведением предопределила свою судьбу, потому что жизнь в ответ обошлась с ней жестоко; впрочем, только ее чувствительность создает такое впечатление, а ее родственники, как я уже говорил, относятся к этому иначе. Я начал писать, – сказал он, – из-за давления ее чувствительности, как будто это была или болезнь, или неоконченное задание, которое должно было перейти мне от нее, или нечто завещанное мне, что я должен был выполнить. Однако в своей собственной жизни я, как и любой другой человек, обречен на повторение, даже когда не знаю, что повторяю.
– Но это совершенная неправда! – воскликнула София. – Ваши таланты и то, как вы ими распорядились, полностью изменили вашу жизнь – вы можете поехать куда угодно и встретить кого угодно, вам поют дифирамбы по всему миру, у вас есть хорошая квартира в городе, у вас даже есть жена, – сказала она с натянутой улыбкой, – с которой вы не обязаны жить и которая преданно воспитывает вашего ребенка. Будь вы женщиной, вы бы наверняка обнаружили, что жизнь вашей матери висит у вас над головой, как меч, и вы бы спрашивали себя, чего вы добились, кроме того, что взвалили на себя в два раза больше работы, которую должна была выполнить она, и оказались за это втройне виноваты.