Kudos (Каск) - страница 79

Отель разрешил организовать в подвале временную студию, сказала она, пока лифт спускался вниз, и, хотя она не выглядит так же профессионально, как их обычная студия, иллюзия получилась довольно убедительной. Мы вышли в большое пространство с низкими потолками, где несколько человек увлеченно возились с проводами и осветительными приборами посреди груды операторского оборудования. В дальнем углу, в окружении голых бетонных стен и упаковочных ящиков, была воссоздана часть комнаты с высокими книжными полками, картинами и потертым персидским ковром, на котором, повернутые друг к другу, стояли два старинных стула. На эту импровизированную студию было наведено несколько очень ярких ламп, что придавало ей вид заставленного книгами золотого острова, а технические специалисты работали во мраке своего рода чистилища прямо за его берегами. Стройная женщина с широким бледным лицом, сильно накрашенным для камеры, подошла к нам и протянула руку. На ней была блузка с высоким воротником и длинными рукавами на пуговицах, а ее длинные и густые золотистые волосы были аккуратно убраны в хвост, будто она – прилежная принцесса у себя дома на острове, заставленном книгами. Она будет проводить интервью, сказала она по-английски, и как только техники устранят маленькую проблему со звуковой аппаратурой, мы сразу же начнем. Она повернулась и что-то сказала ассистентке; какое-то время они обменивались репликами, иногда смеясь и похлопывая друг друга по плечу, пока техники молча и неотрывно работали над оборудованием, вставляя и выдергивая длинные ползучие провода и копаясь в больших черных чехлах от фотоаппаратуры, которые лежали вокруг них открытыми на полу. Вскоре интервьюер жестом показала, что они хотят, чтобы мы заняли свои места, и мы сели на старинные стулья в окружении книжных полок; яркое освещение погружало всё остальное в полумрак, так что операторы выглядели неясными фигурами, движущимися в густых сумерках. Мужчина, который, по всей видимости, был режиссером, стоял на границе между светом и тенью, давая распоряжения интервьюеру, а она медленно кивала головой, периодически посматривая на меня из-под накрашенных ресниц и заговорщически улыбаясь.

Технические специалисты просят нас поговорить, сказала она мне, чтобы они могли отрегулировать звук и выяснить, в чем проблема. Они предложили нам просто поговорить о том, что мы ели сегодня на завтрак, сказала она, хотя наверняка есть и более интересные темы, которые мы могли бы обсудить. Она надеялась, что мы сконцентрируемся на том, как нелегко писательницам и художницам заслужить признание: возможно, у меня есть какие-то мысли по этому поводу, которыми я могла бы поделиться, чтобы она задала мне правильные вопросы во время самого интервью. Тема, скорее всего, для меня не нова, но их зрителям, возможно, никогда не приходило в голову, что те же самые проблемы неравенства, которые окружают нас дома и на рабочем месте, могут определять и то, что им преподносится как искусство, поэтому она не видит причины, почему бы не заострить на них внимание еще раз. Это, конечно, правда, добавила она, что мало известных женщин получили признание, по крайней мере пока общество не решило, что они больше не представляют для него опасности, потому что состарились, стали некрасивыми или уже умерли. Художница Луиз Буржуа, к примеру, в последние годы своей жизни стала невероятно популярна и наконец смогла рассказать о своем опыте, чтобы ее увидели, тогда как ее коллеги мужского пола были на виду у публики всё это время, развлекая ее своим напыщенным и саморазрушительным поведением. Однако если посмотреть на работы Луиз Буржуа, то можно увидеть, что они говорят о личной истории женского тела, о его угнетении и эксплуатации, его метаморфозах, его ужасающей пластичности и способности создавать другие формы. Заманчиво предположить, сказала она, что талант Буржуа вырос из безвестности ее опыта; другими словами, получи она признание в более молодом возрасте, у нее, возможно, не было бы причины сосредотачиваться на унизительных тайнах своей жизни как женщины, иZвместо этого она бы ходила на вечеринки и позировала для обложек журналов вместе со всеми остальными. У Буржуа есть несколько работ, сказала она, выполненных в то время, когда ее дети были еще маленькими; она изображает себя в виде паучихи, и интересно в этих работах не только то, что они сообщают о материнстве – в противоположность, сказала она, широко известному мужскому видению мадонны, преисполненной экстатического удовольствия, – но и тот факт, что они кажутся детскими рисунками, нарисованными рукой ребенка. Трудно придумать, сказала она, лучший пример женской невидимости, чем эти рисунки, в которых сама художница исчезла и существует только в виде доброжелательного монстра в восприятии своего ребенка. Множество женщин в искусстве, сказала она, так или иначе игнорировали свою женскую природу, и можно спорить о том, досталось ли этим женщинам признание легче потому, что они обходили молчанием темы, которые мужчины-интеллектуалы находили неприличными, или же просто потому, что они решили не реализовывать свое биологическое предназначение и, таким образом, у них появилось больше времени на работу. Понятно, сказала она, что талантливая женщина может презирать свою женскую роль и может искать свободу, взаимодействуя с миром на других условиях; однако образ паучихи Буржуа, сказала она, кажется, почти порицает женщину, которая убегает от этих тем и оставляет всех нас, если можно так выразиться, запутавшимися в наших паутинах.