Чего он совсем не может вытерпеть, продолжил он, так это триумфа всего второсортного, нечестного и невежественного; тот факт, что это происходит с монотонной регулярностью, – одна из загадок жизни, и он хорошо понимает, что, противопоставляя себя всему этому, он рискует поддаться тому же отчаянию, которое делает литературу негативности такой беспомощной. Он провел слишком много времени среди фарисеев и недостаточно с самим дьяволом: вот как, сказал он, его заинтересовал вопрос зла. Ему всего двадцать шесть – он знает, сказал он, что выглядит намного старше, – и когда он говорил о тех писателях, у кого нет общего плана и кто заявляет, что они даже не знают, что случится в книге, которую они в данный момент пишут, как будто их работа – результат не глубокого размышления, художественной компетенции или просто тяжелого труда, но божественного вдохновения или, что еще хуже, воображения, он не имел в виду себя. Он не стал бы начинать писать, не зная точно, куда это его приведет, точно так же как он не стал бы уходить из дома, не зная, куда отправится, или без ключей и кошелька. Такие заявления – бич нашей культуры, сказал он, потому что они приписывают искусству что-то вроде слабоумия, тогда как мужчины и женщины в других сферах деятельности гордятся своей самодисциплиной и компетенцией. Он думает, сказал он, что я соглашусь с такой оценкой, так как из моих книг он заключил, что если у меня и есть воображение, то мне хватает здравого смысла держать его в секрете.
– И чтобы что-то скрыть, – сказал он, – ничего нет лучше, чем держаться как можно ближе к правде; это знают все хорошие лжецы.
Он смотрел на что-то через мое плечо; я повернулась и увидела, что за мной стоит ассистентка. Она попросила прощения и сказала, что время, отведенное на интервью, уже вышло, и так как следующее интервью предназначено для телевидения и должно начаться вовремя, нам нужно заканчивать. Журналист сразу стал с ней спорить, и последовал длительный обмен репликами: он говорил очень быстро и напористо, а она отвечала очень медленно, повторяя одни и те же фразы и кивая головой с сочувственным сожалением, пока в конце концов он не начал раздраженно убирать свои книги и заметки обратно в портфель. Ее опыт работы в авиакомпании, сказала она, пока провожала меня к лифтам, пригождается ей чаще, чем она ожидала. Она вынуждена признать, что этот журналист – один из наиболее трудных клиентов, и его интервью почти всегда заканчиваются одним и тем же спором, так как он, кажется, всегда очень долго подходит к тому, чтобы задать вопрос, а когда наконец задает его, оказывается, что он сам лучше знает ответ. Она слегка закатила глаза и нажала на кнопку, чтобы вызвать лифт. По правде говоря, она ходила с ним в одну школу и часто пересекалась с ним на семейных мероприятиях, но, когда бы они ни встречались по работе, он делал вид, что не знает ее. Дома он очень вежливый и милый, сказала она с грустью, и, кроме того, единственный, кто готов говорить с бабушками, которые будут слушать его часами напролет.