Полиция не приехала, сказала я, потому что вы не сделали ничего плохого.
Он молчал.
На самом деле, сказала я, тебя нужно поздравить, потому что ты догадался использовать сачок для бассейна, иначе всё здание было бы в огне.
Я написал письмо, сказал он через некоторое время. Я написал его во время перемены. В нем я объясняю, что произошло. Я подумал, что отнесу его в бассейн и оставлю там, чтобы люди могли прочесть.
Повисло молчание.
Когда ты приедешь домой, спросил он.
Завтра, сказала я.
Можно я приду к тебе, спросил он и потом сказал: иногда я чувствую, будто вот-вот упаду с края обрыва и меня никто и ничто не поймает.
Ты устал, сказала я. Ты не спал всю ночь.
Мне так одиноко, сказал он, но при этом я так редко бываю один. Люди ведут себя так, будто меня просто нет. Я мог бы делать что угодно, сказал он. Я мог бы перерезать себе вены, и они бы никогда не узнали, и им не было бы никакого дела.
Это не твоя вина, сказала я.
Они задают мне вопросы, сказал он, но не связывают ничего воедино. Они не соотносят это с тем, что я им уже говорил. Существуют только все эти незначительные факты.
Ты не можешь рассказать свою историю всем, сказала я. Наверное, ты можешь рассказать ее только одному человеку.
Наверное, сказал он.
Приходи, когда захочешь, сказала я. Мне не терпится тебя увидеть.
Небо стало тускло-красным, и поднялся ветер, из-за которого сухие травы среди дюн качались взад и вперед. Дощатый настил опустел, и я шла по нему, пока не добралась до полоски пляжа. Он был диким и замусоренным, а море бурлило и грохотало там, где пляж постепенно спускался к воде. Ветер здесь был сильнее, и дюны отбрасывали удлиненные, похожие на горы тени на грубый сероватый песок. Среди теней я увидела фигуры людей, присевших на корточки, стоящих или сидящих. В основном это были пары, которые либо замерли и не шевелились, либо двигались так непосредственно и увлеченно, будто выполняли какую-то первобытную задачу. Неподалеку был разведен костер из прибитых к берегу коряг, и ветер кружил поднимавшийся вверх дым. Вокруг костра сидели еще фигуры, и огоньки их сигарет горели оранжевыми точками в сумеречном небе. Время от времени я слышала их тихие голоса, которые заглушал ветер и шум моря.
Я начала двигаться по пляжу между фигур. Это были мужчины, кто голый, кто в набедренных повязках. Большинство из них были еще совсем молоды. Когда я проходила мимо, они в основном молчали или смотрели в сторону и вели себя так, будто не видят меня, хотя один или двое взглянули на меня в упор, не выражая никаких эмоций. Мальчик невероятной красоты мельком посмотрел мне в глаза, а затем отвел взгляд, застенчиво уткнувшись лицом в мощное мускулистое плечо своего компаньона. Он стоял на коленях, и я увидела его округлые ягодицы под большой рукой другого мужчины. Я прошла мимо группы, которая собралась у костра, и мужчины обернулись на меня, как испуганные животные в роще. Странный красный цвет расстелился по небу большим пятном с желтыми и черными переливами. Вдали в размытой дымке прибоя смутно виднелись портовые сооружения и пригород. Я нашла пустую полоску песка и начала снимать одежду. В нескольких футах от меня волновалось и бурлило море, неуемное и полное до краев, испещренное красными и серыми полосами. За дюнами ветер был сильнее, и мелкий дождь из песка попадал мне на кожу. Я спустилась к воде и устремилась вперед через плещущиеся волны. Берег так круто уходил вниз, что меня сразу же затянуло в движущуюся толщу воды, плотность и сила которой, казалось, без малейших усилий держала меня на поверхности, так что я поднималась и опускалась вместе с волнами. Мужчины обернулись посмотреть на меня. Один из них, высокий и крепкий, с роскошной кудрявой черной бородой, округлым животом и бедрами, похожими на окорока, встал на ноги. Он медленно спустился к краю воды; его белые зубы тускло поблескивали в улыбке сквозь бороду, а глаза пристально смотрели на меня. Я обернулась, продолжая подниматься и опускаться на волнах. Он подошел к тому месту, где волны разбивались о берег, и остановился, нагой, словно бог, блистательный и ухмыляющийся. Затем обхватил свой толстый член и начал писать в воду. Поток был таким мощным, что лился толстой блестящей струей, будто веревка из золота, которую он бросал в море. Он смотрел на меня темными глазами, полными злорадного наслаждения, а золотая струя непрерывно лилась вперед, хотя казалось невозможным, чтобы в нем всё еще что-то оставалось. Вода держала меня на плаву, вздымаясь, – я будто лежала на груди у какого-то дышащего существа, – а мужчина опорожнялся в ее глубины. Я смотрела в его жестокие веселые глаза и ждала, когда он закончит.