В строй мы с Петром попали случайно: когда батальон отбивал на плацу четкий шаг, мы пришли проверять оружие, и нас заметил комбат. Чулков представил ему нас все еще как курсантов — оружейных мастеров полка (в штабах пока не торопились с присвоением нам званий — наверное, были дела поважнее).
— Курсанты? — удивился капитан, осматривая нас со всех сторон.
— Курсант Гаевой, — сделав шаг вперед, представился я.
— Курсант Сидоренко.
На наших шинелях были еще курсантские петлицы с золотистыми буквами, обозначавшими название училища. Нам не хотелось их спарывать.
— Устав знаете?
— Знаем.
— Становитесь в строй. Мне как раз не хватает двоих — заболели.
Мы довольно робко попытались объяснить, что нам приказано проверить оружие и возвращаться в расположение, но комбат сказал, что в соответствии с уставом следует выполнять последнее приказание командира, а потом доложить своему непосредственному начальнику. Чулков заступился за нас, но капитан принял его соображения только к сведению. Мы стали в строй.
— Нашли время заниматься строевой, — все же проворчал Чулков так, чтобы слышал капитан, и принялся один проверять оружие.
Капитан не стал ему выговаривать, но погрозил пальцем.
После двухчасовых занятий он объявил всей нашей шеренге благодарность перед строем, поставив меня и Петра правофланговыми.
На третий день рано утром, в предрассветной темноте, мы с батальоном покинули расположение и шагали по безлюдным, незнакомым нам улицам столицы с вещмешками на спине, с винтовками на плече. Я и Петр совершенно не понимали, куда нас ведут. Кто-то говорил, что идем к центру города, но зачем и что нам предстоит, никто не знал.
— Сегодня же праздник — двадцать четвертая годовщина Октября! И идем мы к Красной площади, — догадываясь, сказал мне сосед по шеренге, служивший до войны где-то под Москвой. — Скорее всего — на парад. Вот посмотришь…
Я только вздохнул в ответ. Слишком многое было против парада. И утро было хмурым. Низкие тучи, повисшие над городом, сеяли снег, который плотным слоем покрывал шапки и шинели, целиной застилал улицы… Словам моего соседа, казалось, противоречило даже это темное небо, облака, холодный снег, наше общее настроение. А между прочим, некоторые еще с вечера высказывали подобные предположения. Однако старшина Чулков, послушав вечернюю сводку Совинформбюро за 6 ноября, после тяжелого раздумья и, как всегда, с выговором сказал:
— Какой парад? Вы что?.. Немец рядом. Он же знает, где проводятся парады. Вот и пораскиньте сами, что из этого выйдет. Немцам надо дать бой. И такой, чтобы они навсегда запомнили. Вот это и будет лучший парад.