Потом я стал припоминать, зачем он нам об этом говорил? Это было, кажется, на уроке, когда Павел Александрович рассказывал о «Войне и мире». Он приводил примеры из разных произведений и закончил все тем же утверждением, что нет людей, которые ничего не боятся. Надо уметь преодолевать страх.
Мысли у меня начали путаться. Я вновь и вновь возвращался к рассуждениям учителя, пока не уснул на какое-то время.
* * *
После тяжелых наступательных боев и освобождения ряда населенных пунктов южнее Старой Руссы полк переходил к обороне.
В траншеях от ночных, пронизывающих насквозь морозов не было никакого спасения. Февральские метели заметали окопы и дороги. Полковые автомашины, занятые подвозом боеприпасов и продовольствия, кое-как пробивались до тылов полка, а дальше все снабжение переднего края перекладывалось на лошадей транспортной роты. Только на санях можно было пробраться ближе к окопам. Незаменимые фронтовые труженики-лошади воевали вместе с нами. Немало их лежало на обочинах дорог, там, где настигала вражеская пуля, осколок снаряда или оставленная немцами мина.
Ночью с КП полка потребовали срочно доставить в батальон станковый пулемет. Кравчук поручил мне взять в транспортной роте лошадь, проверить в темноте имевшийся у нас на такой случай пулемет, залить кожух незамерзающей жидкостью и отвезти в батальон.
Я быстро собрался и пошел в соседнюю деревню, где стояла транспортная рота. Разбудил командира роты и попросил побыстрее выделить ездового и лошадь для доставки пулемета. Капитан, с буденновскими усами, был крайне недоволен тем, что я его разбудил, долго ворчал, потом стал ругаться и наконец, заявив, что лошади и люди измотаны и послать ему некого, перевернулся на другой бок, натянул на себя полушубок и утих. Я стоял некоторое время около него. Меня и самого разбирало тепло в жарко натопленной хате.
— Так и доложу, что командир транспортной роты не дал лошадь, а посему доставить пулемет не могу.
— Докладывай…
Я постоял еще минуту в надежде, что капитан опомнится, но он молчал. Тогда я направился к выходу и со всей силой хлопнул дверью. Как и предполагал, это сразу же подействовало.
— Постой, — догнал он меня в сенях, звеня шпорами. — Какие все обидчивые стали! Запрягай и поезжай.
— Запрягать я не умею.
— Дежурный поможет.
Мне действительно никогда раньше не приходилось запрягать лошадь и самому ездить на санях. Я даже побаивался лошадей. Все это объяснил цензурному по роте. Дежурный сам запряг и, передавая вожжи, успокоил меня, сказав, что лошади очень смирные, устают и еле волокут сани. В этом я сразу же убедился.