Весь долгий день мне пришлось бегать в батальоны и на батареи, чтобы убедиться в невозможности исправить разбитые пулеметы и минометы и одновременно доставлять оружие и боеприпасы. И я не замечал усталости. Но как только напряженность спала, руки опустились, и сразу почувствовались на какое-то время опустошенность, безразличие ко всему происходящему вокруг. В расположении КП и рядом разрывались мины, но каким-то чудом они не залетали в землянки, где размещались люди. И меня почему-то щадили разлетавшиеся во все стороны осколки.
Пропотевшая за день гимнастерка прилипала к спине и теперь, остынув, неприятно холодила ее. Уже около часа я сидел на поваленном дереве у землянки штаба полка и поджидал своего начальника Сушко, который долго не выходил, и мне казалось, что он просто забыл про меня.
— Гаевой, зайди, — услышал я наконец из открытой двери.
В землянке было накурено и холодно. Под жердевым полом хлюпала вода. Начальник штаба полка сидел на скамейке, поджав под себя ноги.
— Возвращайтесь в тыл, возьмите полуторку и поезжайте за снарядами на дивизионный склад. К утру снаряды должны быть на батарее.
Сушко говорил тоном приказа в присутствии начальника штаба, который слушал чей-то доклад по телефону.
— Я поеду, товарищ старший лейтенант, но снарядов может не быть, мы все их уже выбрали.
— Знаю. Без снарядов не приезжайте.
Мне ничего не оставалось, как послушно откозырять и направиться к порогу.
— Ты сам позвони в дивизию и попроси, — вмешался начальник штаба. — Приедет он, скажут ему — нет, и что он сделает?
— Хорошо, позвоню. Ты поезжай, не теряй время, — почему-то перешел со мною на «ты» начальник.
Я часто ездил за боеприпасами на дивизионный склад и знал, что получить сверх нормы снаряды невозможно. Слишком мало их было на нашем участке. Каждый снаряд был на учете. И распределяли их не начальник склада, не кладовщик, у которых можно иногда выпросить лишний ящик, а гораздо выше, в артснабжении дивизии.
Вся ночь ушла на то, чтобы подготовить машину и добраться на этой видавшей виды полуторке до дивизионного склада и выпросить пять ящиков снарядов к 76-миллиметровым пушкам полковой батареи. На складе пришлось догрузить машину патронами и гранатами. Возвращались в полк, когда уже рассвело. Полуторка пыхтела, часто останавливалась на плохо укатанной зимней дороге. Брали лопаты, разгребали с шофером снег под колесами, потом я подталкивал плечом кузов, а шофер газовал вовсю. Я торопил шофера, хотя от него мало что зависело. Утренний мартовский морозец пощипывал нос и уши. В кабине было не лучше. Она вся была в дырах, и ветерок пронизывал ее насквозь. Мы спустились с крутого речного берега и покатили по льду реки. Шофер — усач в новом полушубке с подвернутыми рукавами — то и дело протирал рукавицей ветровое стекло и посматривал вверх. Я тоже смотрел из-под козырька кабины в небо, но ничего там не находил.