Дина Верни: История моей жизни, рассказанная Алену Жоберу (Жобер) - страница 112
Жорж Дюдоньон: Жак Превер (в центре) в кафе «Фонтан „Времена года“» во время представления «Ужин голов», 1950-е гг., фрагмент. В сводчатом зале сегодня размещается ресторан фонда Дины Верни.
(АЖ) Вы сохранили его фамилию…
(ДВ) Да. Я носила ее еще до того, как мы официально поженились. Это отличная фамилия – Верни! По-русски она отсылает одновременно к «правильному» и «преданному». Но и звучит она великолепно, похоже на verni[57].
(АЖ) Итак, мужей было трое.
(ДВ) Мой второй муж, Серж Лоркен, был скульптором. Мы познакомились в 1948 году, и в 49-м родился Оливье. Серж получил Римскую премию[58] в 1950 году, первую премию после реформы. На вилле Медичи он плеснул шампанским в лицо французскому послу, и его исключили. На этой вилле Оливье смог поиграть в садах Лукулла! Сын был красивым ребенком, словно сошедшим с картины Рафаэля. Его первым языком был итальянский. В Италии любят детей. Выходя с ним, совсем голеньким, на прогулку в коляске, мы шли на площадь Испании. И там машины останавливались, и женщины выходили и подходили к ребенку, который, совершенно очевидно, их восхищал. «Какой ребенок! Какой красавчик! Чем вы его кормите?» Этот будущий соблазнитель начал с итальянских мамаш!
Должна добавить, что в 50-м году жить в Риме было счастьем. Каждый день мы ходили в новый музей. И итальянцы в то время, хотя они очень пострадали в войну, были особенно приветливы и радушны. Долгое время я со своей маленькой семьей каждый год ездила в Венецию, но главным образом в Рим, где я знаю и помню каждую мозаику.
В 1951 году я поехала представить выставку Майоля в Дюссельдорф. Я говорила по-немецки, у меня всегда были хорошие отношения с членами венской «Социалистической молодежи». Но я все же немного опасалась ехать в Германию – слишком мало времени прошло после войны. Однако выставка встретила триумфальный прием! В Дюссельдорфе вскоре после смерти Гейне в 1856 году «Друзья Генриха Гейне» создали комитет, чтобы поставить писателю памятник. Увы, никак не удавалось изобразить музу Гейне – ничего не подходило. Прошло много времени. Потом, в начале ХХ века, в 1933 году, это стало невозможно[59]: к власти пришел Гитлер и последовали двенадцать лет фашизма и антисемитизма.
Произведения Генриха Гейне, одного из лучших представителей романтизма, сжигались в знаменитом костре, который мы могли видеть в хронике. Это напоминало костры инквизиции, на которых были сожжены живописные шедевры. Рассказывают, что, глядя на то, как горят его картины, Сандро Боттичелли ногой подтолкнул поближе горящие поленья. Этот пинок был гневным, но он не должен был выглядеть таким перед Святой инквизицией