(АЖ) Как был организован переход границы с вашей помощью?
(ДВ) Людям говорили: «Поезжайте в Баньюльс последним поездом. Если вдруг ваш контакт пропустит прибытие этого поезда, идите в кафе напротив. Она приходит туда каждый вечер». А потом они должны были молча идти за мной, держась на расстоянии.
(АЖ) А узнавали вас по красному платью?
(ДВ) Да, по красному платью. Я прекрасно отдавала себе отчет, что это было опасно. И очень заметно. Но я верила, как вам сказать, в свою звезду! И была предельно внимательна. Мы шли в полной тишине. Мы не разговаривали, потому что в горах голос, даже шепот, может разноситься очень далеко, отражаться эхом. Так что я никогда – или почти никогда – не разговаривала с людьми, которых переводила, и не знала, кем они были.
(АЖ) Могу себе представить, что в таких обстоятельствах не обмениваются визитными карточками! И чем меньше знаешь, тем лучше себя чувствуешь!
(ДВ) Именно. Каждый раз я видела других людей. Я с ними не говорила, но иногда в хижине они разговаривали между собой, и это было захватывающе. Так что люди, о которых я потом узнала, это были те, кто постарался найти меня. Например, те трое меньшевиков, Кауфман, и через них Лилиан Шлосс. Родители Майкла Кауфмана были бедными польскими евреями, бежавшими из Польши в 1936 году и осевшими во Франции. Это были очень простые люди, не «личности». Их друзья, с которыми они сошлись в Париже, меньшевики, перебравшиеся в Америку, были в курсе деятельности Бона и Фрая. Они внесли их в списки. Но существовал также Еврейский комитет труда, Jewish Labor Committee, и было очень непросто определить, кто чем занимался и как имена попадали к Бону, или к Фраю, или напрямую в американское консульство. Журналист Адам Кауфман был в Иностранном легионе, куда он вступил в 1939 году, чтобы сражаться против нацистов. Служил в Баркаресе. Его жена (мать Майкла) Полина уехала из Парижа на следующий день после капитуляции с младенцем на руках и нашла убежище недалеко от Лиможа: арендовала чердак для хранения картофеля, чтобы там спать. И они получили телеграмму из американского консульства. Это было каким-то чудом! Адам взял увольнительную и приехал за женой и сыном в Лимож. Они поехали в Марсель и стояли в очередях в разных консульствах, чтобы помимо американских въездных документов получить необходимые визы – испанскую и португальскую – и добраться до Лиссабона.
Однако в Марселе решили, что для отца было бы слишком опасно пытаться пересечь границу на поезде: технически, несмотря на демобилизацию, он по-прежнему был французским солдатом польского происхождения. А в соглашении о перемирии существовал пункт, согласно которому статьи этого соглашения были неприменимы к солдатам – уроженцам территорий, оккупированных Германией, их следовало передавать немецкой армии. Разумеется, это относилось и к Польше. В глазах нацистов такие солдаты были предателями и первыми кандидатами на расстрел или отправку в лагерь.