Он был безумно красив. Солнце, подперев руками голову, любовалось им.
И весь мир принадлежал ему. И весь мир был у него внутри. Падали звезды, с опозданием в сто лет, белые лепестки снега водили хоровод. И повсюду пахло раем…
…Она сделала глубокий вдох и открыла глаза. Она знала, что вдохнула в него здоровье…
…А потом стали сниться странные сны… Она просыпалась и продолжала по ним двигаться. И уже было непонятно, где заканчивается явь…
Приснился бы! Хоть мельком, в кои-то раз…
Как странно явь господствует над нами,
Что снятся нам обидевшие нас
И никогда – обиженные нами.
Из гордости… не снятся нам они…
Чтоб нашего смущения не видеть…
А может быть, чтоб, боже сохрани,
Нас в этих снах случайно не обидеть!
Ирина Снегова
…В дверь постучали. «Меня нет», – решила она и выключила свет.
Постучали еще. Громче. Она встала и распахнула дверь. На пороге стояли сны… Разные… Один был детский, в панамке, второй что-то доставал из кармана и ел, а третий – стоял спиной. Спина была раздавшаяся от плаванья и очень знакомая.
– Ну так мы войдем? – спросили сны.
– Нет. Только Он…
…Этот сон она выбрала, заказала, создала сама. Еще в сентябре… Она его даже задувала в шарик вместе с Воздухом.
Острова… Доминикана… Он только вышел из воды. Время осталось в песочных часах. Их давно никто не переворачивал. На белом песке разлеглись бусы. Она их сняла вместе с купальником. Мокрые волосы пыталось высушить солнце. Безуспешно. Он снова понес ее в воду…
…Луна только что искупалась и, умытая, поднялась вверх. Они шли вдоль пляжа и слушали Карибское море. Он целовал ее соленое плечо, и оно становилось сладким. Куба по-соседски махала рукой. Огромные пальмы казались чудовищами. Красные деревья ночью были просто деревьями. А где-то, далеко в океане, киты-горбачи готовились в путь…
… Кто-то больно тряс за плечо.
– Вставай, – сказали сны. – Закрой за нами дверь.
Острова так и остались только снами…
И она стала завидовать Тамаре, о которой он когда-то нехотя рассказал…
В чем отказала я тебе, скажи?
Ты целовать просил —
я целовала.
Ты лгать просил, —
как помнишь, и во лжи
ни разу я тебе не отказала.
Всегда была такая, как хотел:
хотел – смеялась,
а хотел – молчала…
Но гибкости душевной есть предел,
Как есть конец у каждого начала.
Меня одну во всех грехах виня,
Все обсудив и все обдумав трезво,
Желаешь ты, чтоб не было меня…
Не беспокойся – я уже исчезла.
В. Тушнова
В аудитории пахло краской и приторными цветами липы. В распахнутых окнах гуляло летнее, ушедшее на каникулы, солнце и полная свобода. Купались в пыли воробьи без талии, висели божьи коровки на широких кленовых листах. Стройные, похудевшие ласточки летали головой вниз. Потом строились на проводах.