Минский вокзал смотрел обыденным взглядом. Потом с безразличием отворачивался. Птицы все сидели на медных проводах, и опаздывал Витька. Георгий выпил воды без сиропа из автомата, купил газету «Труд» и стал читать. Его отвлекали объявления скучными голосами о прибытии поездов, и мужик в тулупе уже трижды просил огоньку. Сердце кто-то держал шершавой рукой и не отпускал. И хотелось стакан горячего чаю…
Через пару минут вбежал Витька без шапки и с шарфом, болтающимся на спине. За ним Нинка с подведенными красным глазами. На ней было пальто, давно вышедшее из моды, и туфли не по сезону, с полуоторванными каблуками. Она держала в руках сетку, с чем-то заботливо завернутым в бумагу.
– Вить, это тебе в дорогу. Рогалики с яблочным джемом. Мы с Алей ночью пекли.
А потом посмотрела на Георгия глазами древней старухи и достала из кармана желтую коробку.
– А это тебе. Аля передала. Мармелад…
Георгий взял, стараясь не смотреть по сторонам. Стараясь не думать, что сердце запеклось, как обычный кусок мяса. Он знал, что Аля тоже пришла и старательно прячется за колоннами. Он чувствовал ее глаза и запах. И ее искренние, болезненные мысли. Они перекрывали ему дыхание…
…Обдал теплом вагон. Он зашел, снял обувь, лег на верхнюю полку и закрыл глаза. Напротив сидела женщина и читала книгу. Ее страницы были обгажены тараканами. Витька, приплюснувшись к запотевшему стеклу, рисовал пальцем сердце. А потом еще одно. Нинка, размахивая руками, жестикулировала. Он кивал, когда понимал и кричал изо всех сил, что обязательно даст телеграмму. А потом все завертелось. Поезд грубо оттолкнул от себя перрон и сперва медленно, а потом все быстрее побежал вперед. Нинка от неожиданности двинула за ним и упала на асфальт. И последнее, что увидел Витька, – это сидящая на холодном асфальте Нинка, с удивлением рассматривающая дырку на единственных чулках…
…Если закрыть глаза и не открывать их долго-долго, можно увидеть рай. И иллюзию. Можно весь путь пройти не просыпаясь. А если жить с открытыми глазами – увидишь все: и преисподнюю, с запахом немытого тела, и купола, провожающие в последний путь, и любовь жасминового цвета, и разлуку со вкусом скисшего вина… Он глаза не закрывал. Никогда. Смело смотрел беде в лицо. И любовь сыпалась на него, как яблоки с яблони. Сладкие и чуть с кислинкой, зрелые и зеленые, большие и райские… Он жадно вгрызался в них зубами, варил из них компоты, выбрасывал… Но помнил лишь самые первые чувства и то, что довелось испытать под шестьдесят…
2009. Почти что лето. Киев
* * *
Дождь в мои барабанит виски.