– Извини, мне пора.
Настя с болью смотрела на свежего, энергичного Георгия. На его дорогой костюм и тяжелое обручальное кольцо. А потом, повернувшись на высоченных шпильках, села в открытую дверь.
Георгий все понял. Где и каким администратором работала Настя. Стало неприятно болеть в желудке. Как будто он съел несвежую пищу. Как будто кто-то грязной рукой влез в его молодость.
А потом перешагнул ее след. И тяжелые для очень зрелой женщины запахи: духов и табака. И вошел в холл, где его уже ждали. И сел в кресло. В свою успешную, заработанную потом и кровью жизнь. Чтобы блестяще провести переговоры, краем глаза посматривая на новую дорогую машину. Он был убежден, что у всех есть выбор…
…Настя вышла замуж ровно через три месяца, после того как он ее бросил. Она считала, что делает это ему назло. Хотела его наказать… Почему-то наказанной оказалась именно она…
2009 год. Середина лета. Киев
…А они продолжали наслаждаться друг другом. У нее свидания стали смыслом жизни. И у него кардинально поменялся вкус любви. Ему казалось, что это «блюдо» он пробует впервые… И что никогда не было такого удачного соединения розового варенья и черного, мелко молотого перца… Он понимал, что к нему настойчиво стучится слишком опоздавшая любовь. Возможно, самая ценная… И ничего с этим не мог поделать, настежь открывая ей дверь…
* * *
Ты звонил впопыхах, ветром.
У тебя были жесткие руки.
Я твой голос измерила метром,
А потом – сантиметром, от скуки.
Говорил очень сухо и пыльно.
Замолкал равнодушным упреком.
Я тебя обнимала насильно.
Ты моим был вселенским уроком.
Ты звонил сгоряча, грубо.
Рвал на части слова, запятые,
Я пыталась достать твои губы,
Пусть сегодня такие чужие…
Зеленые абрикосы были злыми. Горькими, как полынь. Кислыми, как уксус. Они сердились, что им нет возможности превратиться в спелый плод. Сладкий, как мед. Что их не будет щекотать солнце… Никогда… Что им жить осталось несколько секунд. Пять… Три… Одна…
Женщина в ситцевом платке и далеко не новом платье обрывала незрелые абрикосы. Будет варенье… Грецкий орех смотрел с тоской. Ему тоже недолго. Его продержат три дня в известковой воде. Потом в обычной, потом в еще какой-то. Долгих 20 дней. От холода он станет сумасшедшим. И только тогда сварят с лимонной кислотой, гвоздикой и кардамоном.
Разгар лета… Потный день. Все машины сговорились и стали. Ни одна улица не двигалась. Ругались светофоры. У некоторых, из-под капота, валил дым. Унылый гаишник… размазанный солнцем.
Плавился асфальт. Разогретый воздух становился видимым.
И он сердился… На жару, на себя, на июль. Дышать было нечем, говорить было лень. Он ей позвонил… Трубка вибрировала от напряжения. Они поговорили холодно, будто и не было этих 35 градусов. Голос был высушенным, ему не хватало влаги.