— Большая честь принимать Вас у себя, — сказал он и протянул Гапону руку.
— Спасибо за приют, Иван Николаевич, — поклонился ему Гапон. — Надеюсь, моё пребывание у Вас не будет долгим.
— Наш друг через меня просил поблагодарить Вас, — произнёс Рутенберг.
Хвостов улыбнулся и пожал ему руку. Он знал, что «друг» — это Савинков.
— Отец Георгий, мы сообщим Вам о настроении рабочих, — сказал Рутенберг. — Если начнётся подъём, Вы вернётесь в Петербург и продолжите свою работу. Если это не произойдёт, Вы уедете за границу. Дожидайтесь от меня известий. Уход отсюда возможен только в случае, если возникнет опасность ареста или арестуют меня. Адреса и пароли для перехода через границу и явки за рубежом я Вам передал. Деньги у Вас есть.
— Спасибо тебе, Пётр Моисеевич. Прими моё благословенье.
— Ну, давай прощаться, батюшка.
Он обнял Гапона, дружески потрепав его по спине, и взгромоздился на дроги. Извозчик натянул поводья, и лошадь двинулась к воротам двора.
После устроенной правительством бойни руководители «Собрания» были арестованы, а социал-демократы и эсеры оказались не готовы воспользоваться сложившейся ситуацией. Вскоре нужда заставила рабочих вернуться на работу, затаив злобу на министров и царя.
Рутенберг находился дома и помогал беременной вторым ребёнком Ольге, когда услышал стук во входную дверь. Мать Ольги пошла открывать. На пороге стоял одетый в жандармский китель молодой человек.
— Здесь проживает Пётр Рутенберг? — спросил он.
— Да, — испуганно произнесла Варвара Михайловна.
Рутенберг вышел в коридор и, увидев жандарма, подошёл к нему.
— Что Вам угодно?
— Вас просят явиться в жандармское управление на беседу. Мне приказано Вас сопроводить.
Пинхас не ожидал, что полиция начнёт расследование так скоро и так быстро выйдет на него. «Значит, не обошлось без филеров, или осведомителей среди рабочих», — подумал он.
— Подождите, я сейчас оденусь.
Через несколько минут вместе с жандармским офицером он вышел из подъезда. Пролётка ожидала их возле дома. Город уже успел опомниться от происшедших несколько дней назад трагических событий, похоронив сотни погибших, и прежняя привычная жизнь словно вернулась в него. Были открыты все магазины, и на тротуарах центральных улицах и проспектах появилось множество прохожих.
В большой комнате, куда его ввели, Рутенберг увидел пожилого жандарма за столом, покрытым множеством папок и бумаг. Тот поднялся и пригласил его сесть на стул.
— Господин Рутенберг, — произнёс жандарм, пытливо смотря на него, — я хочу задать Вам несколько вопросов.
— Я слушаю, подполковник.