Вот что такое советское время! В ту пору мне было года четыре, не больше (Елена Александровна умерла осенью 1985 года, когда мне исполнилось пять лет), но я уже хорошо понимал, что такое «железный занавес» и осознавал, что у советского человека нет шансов увидеть заграничные достопримечательности…
* * *
Вернувшись из Парижа, отец постоянно вспоминал этот дивный город. В один прекрасный момент он, шутя, стал изображать француза, волей судьбы оказавшегося в России и очень тоскующего по родине. Рассказывая о Париже, он неизменно ностальгически произносил: «У нас там…»
Надо сказать, что шутки имеют обыкновение сбываться: однажды, уже много лет спустя, отец, вернувшись с приема во французском посольстве, с восторгом рассказал услышанную там легенду: отец Георгий так хорошо говорит по-французски, потому что его мама – француженка…
* * *
Вскоре после возвращения из Парижа отец шел по коридору ИнЯза, держа в руках металлическую коробку с чаем – он привез ее в подарок коллеге. Нынче такой чай можно купить в любом магазине, а в конце 1980-х это была редкость. Такая диковинка, конечно, не могла остаться без внимания – и дама, шедшая навстречу отцу по коридору, бросилась к нему с возгласом: «Где вы это купили?!» – «У метро». – «У какого метро? У нашего?» – «Jules Joffrin», – невозмутимо ответил отец…
* * *
Летом 1988 года отец всерьез опасался, что больше никогда не попадет в Париж. Слава Богу, эти опасения не сбылись, и в девяностые годы он стал бывать в Париже регулярно. Второй раз он поехал туда в 1992 году – тогда он остановился в Медоне, у отцов-иезуитов, с которыми очень дружил.
Дружба с отцами из Медона была для него несказанно важна. И отец Рене Маришаль, и отец Франсуа Эве, и отец Жан Кальвез, бывая в Москве, всегда приходили к нам в Ясенево. После обеда, за которым неизменно велись интереснейшие разговоры, они уходили к отцу в кабинет и долго разговаривали с глазу на глаз. А я знал отцов-иезуитов как умнейших и дружелюбнейших людей, прекрасно говоривших по-русски и любивших удивить собеседника блестящим владением русскими поговорками и фразеологизмами, как правило, неизвестными иностранцам. И я очень удивился, когда прочитал в школьном учебнике по истории крайне отрицательный отзыв об иезуитах. Я показал это место учебника отцу – а он рассмеялся и предложил мне взять слово на уроке истории и рассказать о своем опыте общения с иезуитами. А однажды он позвал меня к себе в кабинет и продекламировал начало известной поэмы Некрасова, изменив при этом имя героя: