Харт просовывает палец в петлю на поясе моих шорт и притягивает к себе, другой рукой обнимает и по-змеиному проскальзывает под майку. Шершавые пальцы на моей голой коже. Я невольно охаю.
– Грейси. – Мое имя застывает у него во рту, тем временем как он наклоняется ко мне и слегка касается губами моих губ. Это похоже больше на случайность, порожденную теснотой. Как будто мы оба, споткнувшись, падаем друг на друга, и именно наши губы могут останавить падение, но затем Харт сильнее притягивает меня к себе, а я не сопротивляюсь.
На вкус он другой, чем в тринадцать лет, тогда это был вкус жвачки «Доктор Пеппер» и «Биг Ред». Теперь, когда ему семнадцать, – это вкус «Джек Дэниелс» и сигарет «Мальборо».
Я чувствую тело Харта, его мокрую одежду и горячую под ней кожу. Мы не торопимся, целуемся медленно, но совсем не нежно. Он прикусывает зубами мою кожу на шее, а потом целует ее. Щетина Харта царапает мою щеку, я втягиваю в рот его нижнюю губу и покусываю, а мои пальцы заплетаются в его густые кудри. Я слышу стон Харта, и сильная дрожь пробегает по нашим телам. Он отстраняется, чтобы посмотреть на меня.
– Грей, – единственное, что он говорит, а потом мы снова бросаемся друг к другу.
Мы целуемся до тех пор, пока мои губы не опухают, а все, что я чувствую внутри себя, – это отчаянное желание, которое нарастает и грозит обрушиться лавиной. И это лучшее, что я испытывала за последнее время. Эти эмоции вышибают из меня чувство опустошения.
Я больше не думаю об Элоре и о загнанных глазах своей матери.
Я думаю лишь о том, чего так сильно хочу, чего хочет Харт. О том, что сейчас ощущается правильным.
Харт – это то, что мне нужно. Мы нужны друг другу.
Когда у нас заканчивается воздух, Харт отстраняется от меня и делает несколько шагов назад. Он моргает, словно пытается вспомнить, кто я такая. Его рот открывается и закрывается, как у рыбы, выброшенной на берег. Харт опускается на облупленную скамью, а я не знаю, как мне поступить, не понимаю, чего он хочет от меня в этот момент. Я сажусь напротив Харта и жду, пока мои сердцебиение и дыхание придут в норму. То правильное чувство быстро ускользает, и пустоту опять заполняет болезненное ощущение потери, но только на сей раз оно иное. Теперь оно больше, глубже. Как будто мы позволили себе что-то хорошее, а потом это резко отняли.
Харт всего в нескольких дюймах от меня, я по-прежнему ощущаю его губы у себя на шее, руки на моем теле. Его дыхание становится прерывистым, и этот приглушенный звук толчками вырывается из горла. Харт роняет голову на руки, и я вижу, что его плечи трясутся. Но слез нет.