Почва была рыхлой, но не пух. Пальцы вошли в нее легко, но мелкие камешки, сор и острые песчинки разрезали кожу. Ноготь на среднем пальце наткнулся на корень и, выгнувшись назад, содрался, обнажив мягкую ткань ложа. Мамору будто сунул руку в кипяток.
Левой рукой он сграбастал основание ствола в крепкий кулак и, подведя правую ладонь под корни, вырвал деревце из рассыпчатого грунта. Растение кричало. Не так, чтобы его можно было услышать ушами, но нутряным визгом, который вибрацией проникал под кожу. От него внутри было больно и тяжело. Мамору казалось, что его аорту перепиливают тупым ножом.
Пора уходить. Грузной походкой, пошатываясь, он возвращался на Поляну.
хати
Господин Мамору по следам вернулся к месту, куда перенесся в этот раз. Пока он шел, на пыльную землю падали ленивые жирные капли крови с пальцев правой руки. Поверхность жадно впитывала их. Вырванное с корнем растение он прижал клевому боку.
Чтобы вернуться, надо было представить себе в малейших деталях место. Циновку, запах курений, то, как солнце проходит сквозь зеленые листья, и тяжелый жар парника. Так ученики школы Сингон-сю медитируют на просветленный образ Идама, чтобы самим достичь просветления.
Вдох.
И он открыл дверь в своем разуме.
Вдох.
И через эти врата вошли странные существа.
Вдох.
И он увидел их пляски. Черви, которые были крупнее, чем Солнечная система, свивались в тугие живые канаты, поддерживающие космос.
Вдох.
И черная богиня, по телу которой, как раковые опухоли, вырастали лица, улыбалась ему. Он знал, что однажды она накормит алчущие рты его мясом.
Вдох.
* * *
Ямадзаки ломал стены своей тюрьмы. Он несколько раз терял сознание, пока нога не превратилась в бесчувственный обрубок, чурбан, который он использовал как таран. Холодный пот пропитал всю одежду, отчего та липла к телу и придавливала к полу.
Верхний край и бок сетки, наконец, оторвались.
Ямадзаки, словно краб, выкарабкался на трех конечностях сквозь образовавшуюся дыру. Колкие края прутьев жестко огладили по спине, отпуская.
Он валялся на бетонном полу, жадно хватая воздух широко раскрытым ртом. Рыба, выброшенная на берег. Но медлить нельзя. Он оперся на кадку со сторожившей его Аралией. Белая гроздь цветов склонилась ниже. Детектив с яростью схватил их и сорвал со стебля, раздавливая бутончики в кулаке.
Руку прожгла невыносимая боль.
Крапивный укус, только в тысячу раз сильнее. Будто кислоту залили под самую кожу. Ладонь тут же отекла и стала лиловой. Но и растение, побеспокоенное атакой, резко отпрянуло.
Ямадзаки не смог встать и пополз на кособоких четвереньках. Ступня безжизненно волочилась по полу. Вместо ладони он опирался запястьем. В прорехи между растениями он видел тело своего мучителя. Тот пока лежал на циновке, но по движениям было видно, что он приходит в себя. Ямадзаки торопливо, опершись на колени, левую ладонь и правый локоть — онемевшая ладонь не могла поддержать вес — ринулся к двери. Каждое движение было дерганным, он прихрамывал всем телом.