Бабушка продолжала стоять в каких-то непонятках и мы почувствовав, что лишние здесь — тихонько повернулись и ушли.
На этом наша дружба и закончилась. При встречах бабушка уже не была так радушна к нам обоим, как ранее. Она смотрела на нас не то, чтобы недружелюбно, а с какой-то затаенной обидой. В ее взгляде читалось: «Эх, вы!»
Ирина, заглазно, фыркала на нее, говоря, что старуха выжила из ума, раз не хочет верить в то, что мы честно купили эти семена на ВДНХ. Какой нам смысл ее обманывать? Если бы мы ей их продавали — другой разговор. Но это же подарок. А то, что они оказались полным дерьмом — не наша вина. Мы, вообще, огурца от тыквы не отличим.
А я понял ее обиду по-другому. Она прекрасно понимала, что не мы ее обманули, а нас обманули в Москве на пресловутом ВДНХ. И до нее дошло, что нет никакого Города Счастья! В Москве тоже самое, что в Саратове, Балашове или Аркадаке. Насколько сильным был этот удар. И все из-за нас!
Сумка-холодильник образца 1987 года
Я думаю, что еще много осталось тех, кто пережил советский дефицит и голод, когда не было не только таких насущных товаров, как очки или носки13, но не было и продуктов питания.
Москвичей еще кормили, скудно, но кормили. Наверное, надеясь на то, что в случае бунта против советской диктатуры, они создадут некую «буферную зону», между Кремлем и страной.
Зато в провинции, даже и не совсем глухой, в магазинах было шаром покати. Моя мать, коренная москвичка, не интересовавшаяся в юности ничем, кроме мужчин и спорта, не представляющая о том, что творится не только за пределами Москвы, но даже в соседнем районе. В 1952 году впервые поехала в командировку под город Горький (ныне Нижний Новгород, где была поражена, что в местном магазине в продаже ничего нет, кроме каких-то поржавелых банок с кильками и прогоркшей крупы. Пришлось помереть бы ей с голода, не наладив трофейный немецкий кабель от Москвы до Горького, если бы не ушлые работяги, наладившие товарообмен с аборигенами. На гвозди, припой, провода, они выменивали яйца, кур, молоко и картошку. Когда меновые товары закончились они зарабатывали корм своей молодецкой силой — кому-то забор подправят, кому-то дрова поколят, что-то поднесут, что-то подвезут (был грузовичок-москвичок-400 государственный)… Хлеб, за которым выстраивались очереди, привозили раз в три дня. Но, как не странно, его хватало на всех, даже на командированных.
Годы шли, и вот прошла почти четверть века, прежде чем в 1978 году моя мать отправилась в подмосковный дом отдыха, под Наро-Фоминск. И опять повторилась старая грустная картина — пыльных пустых магазинных полок, уставленных просроченными рыбными консервами. Мать, с удивлением, но без негодования, отметила, что за двадцать пять лет ничего толком не изменилось.