Соколов готов ответить на этот вопрос применительно к рассматриваемой телеграмме: «Большевики – люди, и как все люди, они подвержены всем людским слабостям и ошибкам. Я отдаю им должное. Они совершили преступление, особенно вторую его часть: уничтожили труппы так тщательно, как могли. Они лгали, отдаю им должное, умело. Но они иногда переоценивали самих себя и свою осторожность».
Но это утверждение содержит семена своего же собственного опровержения. Если большевики действительно убили семью, они не избавлялись от улик так тщательно, насколько это было возможно – они оставили много улик в шахте, не оставив ни для кого никаких сомнений, что тела были уничтожены, очевидно, там.
Они также оставили откровенные признаки стрельбы в Доме Ипатьева – включая следы от пуль и пятна крови. Телеграмма как раз подтверждает все улики, собранные в Екатеринбурге и вокруг него, указывающие только на одну версию – ту, которую Соколов и курирующий его генерал Дитерихс сочли достойной для рассмотрения. В целом, на почте было найдено 65 сообщений, некоторые из них зашифрованы. Все же, упомянутая телеграмма не похожа на другие, – она написана почти литературно. Поскольку она выделяется по многим причинам, и поскольку от этого зависит версия расстрела, мы решили рассмотреть ее внимательно.
Во французском издании своей книги Соколов отмечает, что это сообщение одно из многих, которые попались ему на глаза, заинтересовало его, потому что оно было отослано в 9.00 утра 17 июля. Его также поразило то, что Екатеринбург просил у Москвы подтверждение ее получения.
Соколов продолжает: «Даже при поверхностной экспертизе было очевидно, что Белобородов придавал этой телеграмме особое значение. Он написал текст непосредственно на пишущей машинке, подписал его вручную и не поручил своим служащим отметить ее в книге отправки телеграмм… это заняло время и требовалось еще расшифровать это сообщение… Это задержало мой отъезд из Омска в Екатеринбург, что вызвало целый ряд трудностей для моего расследования.
24 февраля 1919 года я передал ее содержание опытному лицу при Штабе Верховного Главнокомандующего. 28 февраля – в министерство иностранных дел. Результаты были плачевными. В августе 1919 года я пошел к генералу Жанену, главнокомандующему союзными войсками, прося, чтобы он помог расшифровать ее. Его усилия также были напрасны.
В Европе мне удалось найти человека, о котором всегда было известно как об обладателе совершенно исключительных способностей и опыта в этой области. Перед революцией он много лет работал в правительственном шифровальном отделе. 25 августа 1920 года он получил содержание телеграммы, 15 сентября того же года я имел ее у себя расшифрованной. У него ранее не было ключа к шифру. Именно поэтому, учитывая жизненную важность этого документа, я должен рассказать, как расшифровка была сделана.