Поезд. Бремя танцора (Константинова) - страница 95

— Надеюсь, тебе нравится?

Лицо Жени было так близко, что Коле захотелось в него плюнуть.

— Не торопись, Иванушка-дурачок, я тебе ещё пригожусь.

— Гад! Сволочь!

— Ты ведь хотел поговорить! Ну, мальчик, не рыдай так, я умру от жалости. Что ты хотел знать?

— Ты сам знаешь. Иначе бы ты за мной не охотился.

— Постой, это ты за мной охотишься. Даже смешно. Ты пойми — это смешно!

Женя рассмеялся, не разжимая губ, только растянув их узкими полосками. Коля почувствовал, что рука, державшая его за горло, ослабла. Он попытался ударить ниже колена, но Женя перехватил его.

— Э, так не пойдет. Ладно, уговорил. Я тебе расскажу всю историю, от начала до конца.

В дверь постучали.

— Эй, вы, что закрылись, дайте людям покурить!

— На лестничной клетке курите!

— Олеся, че они там закрылись, голубые, что ли? — раздались возмущённые голоса, прерываемые хихиканьем.

В животе у Коли неприятно зажурчало.

— Ну что, дрожишь, мальчонка? В общем, скажу тебе так — не там ищешь. Если бы ты раскинул свои куриные мозги, ты бы понял, что к чему. Кому ты веришь-то? Ашоту, что ли? Ты посмотри на него. И подумай. У него совершенно конкретный бизнес, бары-дискотеки, и девочки-стриптизёрши. А тут ваш Баскаев со своим пониманием профессионального танца. Из любой неумехи сделает звезду. Это же смешно. Но и опасно. Подумай на досуге, кому это выгодно. Может, вашей Ларисе? А что, Баскаев раскрутил, помещение выбил, на фестивалях засветился. Кто бы вас выслушивал, если бы не он?

— Ты просто хочешь меня с ними со всеми стравить! Ты мне только скажи — за что?!

— Я тебе в сотый раз объясняю, — Женя взял тон, как у воспитательницы из детского сада, — я к этому не имею никакого отношения, потому что вообще с ним не общался…

— А Сурковский?

— А что Сурковский?

— А Сурковского — за что?

— Слушай, я ведь не справочная служба, ты меня обвиняешь, я чист, я невинен, люди!

Женя отпустил руку и схватил нож. Он толкнул Колю плечом, отбросив его от двери. Нож в руке задрожал. Наверное, он решил меня зарезать, думал Коля, не сводя глаз с кухонного ножа, играющего в Жениных руках. Взгляд его был совершенно обезумевшим. Со стороны коридора стучать перестали, и шум снова переместился в комнату. Сердце бешено стучало, с каждым толчком сотрясая все тело. Это тебе не игрушечная граната, застряло у Коли в голове, это уже «прощайте, скалистые горы». Ветер с шумом ворвался в плохо закрытую форточку, она хлопнула и завибрировала. Рука у Жени перестала дрожать, он перехватил рукоятку и замер. Сейчас он на меня кинется, через секунду-другую…

Женя размахнулся и резким движением прочертил линию по тыльной стороне своей руки. Тонкая ткань разъехалась и стала намокать. Колю охватили оцепенение, какая-то вялость и апатия. Женя со своей холодной улыбкой продолжал полосовать методично свои руки. Потом он стал нервно хихикать, и, наконец, хохотать. За дверью снова собралась публика, уже достаточно настойчиво пытавшаяся открыть дверь. В конце концов, дверь поддалась и с треском распахнулась. Мысль у Коли вернулась в прежнее состояние, и он почти побежал, расталкивая охающих девиц. Олеся стояла в коридоре, помогла ему найти свою куртку и ботинки, наградив его сочувствующим взглядом.