— Почему?
— У меня сложилось такое впечатление, что ты совершенно не ориентируешься в жизни. Если убивают — то уже не спрашивают — зачем. По всему видно, мы так этого никогда не узнаем до конца.
— Но я же хочу понять!
— Ты хотел понять — и сам чуть не стал преследуемым зайцем.
— Что же теперь, всего бояться?
— Пойми, с этим разберутся без тебя. Мы приложили максимум усилий, чтобы что-то понять. Кое-что поняли. И они тоже поняли.
— Ты прав. И прав был Лёня. Пришло время госпожи Серости. А с этим сложно бороться.
— Да пойми же! Я совершенно не против того, чтобы люди занимались искусством, — неожиданно вспылил Рафик, тут же пытаясь взять себя в руки, — но такие люди, как Лёня… Они сейчас не ко двору, что ли. Он пытался рассуждать о глобальных вещах — жизнь, смерть, деньги, бедность, любовь. А люди заняты только одним — выживанием. Им это не нужно. Человек приходит после работы и валится на диван, словно выжатый лимон. Включает телевизор. А там — политика, попса, мыльные сериалы. И ему становится хорошо. Он понимает, что живет, как все вокруг.
— Это просто стадность!
— Вот! Что толку кричать? Его спектакли мне нравились. Они были непонятные, странные, иногда шокирующие, но я потом выходил из зала и понимал. Не сразу — нет! Через какое-то время. Что дело не в каких-то там движениях, музыке, даже сюжете — вообще не в этом. У меня такое чувство, что мысль, которую хотел нам передать Лёня, вообще не может выразиться словами. Да и понимал ли он до конца, как у него это получается. Я не какой-то особенный. Но другим — в подавляющей массе — это не нужно. Люди не хотят напрягаться и думать. Так жить проще и удобнее.
— Если бы не было таких людей, как Лео, мир погряз бы в пороке, лжи и безвкусице…
— Вот-вот… Это ваша главная ошибка — я имею в виду тех, кто делает искусство. Вы берете на себя функции Бога, думаете, что истина в последней инстанции принадлежит вам. Это все уже давно сказано, написано, поставлено. Если вам выпадает шанс что-то сделать, это не значит, что вы смеете судить о своей роли и думать, что вы избранные.
— Лео всегда говорил, что это к нему приходит свыше, — Коля поднял вверх руки.
— Так и я о том же. Если это приходит свыше, следовательно, тот, кто там, наверху, прекрасно осведомлен о том, что здесь, внизу, происходит. Поэтому и не кинулись все на «мембрановские» спектакли. Особые мысли — особый зритель.
— Нет, ты меня не понимаешь. Мысли были самые обыкновенные для понимания! И они нужны были людям! Лео ненавидел — жестокость, насилие, вульгарность. Ведь это так просто. И пытался выразить это в своих спектаклях. Это общечеловеческие понятия…