Солнцева перестала плакать.
— Это та женщина, к которой он ездил в деревню?
— Да. Та женщина тоже слышала разговор, хотя пока не признаётся, что до конца поняла суть. Она подтверждает, что Гасанов был в деревне и что он пытался догнать детей. Но не догнал, а потом ночью звонил Марии, что вы и подтвердили. И потом неожиданно появляется расписка о долге, и квартира в «Астре» волшебным образом становится собственностью нашей фермерши. Фермерша подтверждает, что на её территории происходила расфасовка сосательных смесей, которые потом реализовывались в сети торговых магазинов, принадлежащих Гасанову. Скорее всего, они были в том числе деловыми партнёрами. Но общий бизнес и даже уголовные преступления по сбыту несовершеннолетним — это не повод дарить недвижимость. Квартира оценивается примерно в десять миллионов. Это плата за молчание, хотя наша подопечная не признаётся. А Ваши показания, Ксения, помогут прижать её к стенке. Собственно, это уже повод возбудить дело о тройном убийстве.
Снова задребезжал телефон. Алексей сухо бросил, что перезвонит.
— Я пришлю протокол допроса, мне нужно его оформить. Жанна, прочитаете, прежде чем Ксения подпишет, — Алексей нажал кнопку, и появился дежурный, который увёл Солнцеву.
— Что скажете, Жанна Андреевна? — он вопросительно посмотрел на адвоката.
— Я думаю, что это поможет нам в суде. Благодарю, что помогаете установить истину. Или Вы уже можете сами остановить процесс, выставив ходатайство?
— Я хотел бы, чтобы Вы как-то поговорили с Ксенией. Это не уловка с моей стороны, но выглядит как уловка. Я практически убеждаюсь, что она не виновата. Но не могу прекратить процесс, пока не будет больше доказательств вины Гасанова. Вы же понимаете, что любой адвокат со стороны Гасанова может развернуть эти наши протоколы в обратную сторону. И я не хочу этого допустить. Тем более, Гасанов в бегах. Мне нужно будет выехать в Ольховку, ещё раз осмотреть дом, поговорить с соседями. Хотя их там кот наплакал. Поэтому, поговорите с Ксенией. Скажите ей, что мы ищем настоящего преступника, но пока её выпустить не можем. Дайте надежду. Если хотите, напишите ходатайство о переносе. Я понимаю, что ей тяжело осознавать, что она терпит заключение, вроде как невиновна. Но мы точно должны это доказать — когда поймаем преступника. Он скрывается, но не может точно знать, что мы за ним охотимся. Если мы сейчас выпустим Ксению, то он поймёт, что её оправдали. И он запрячется ещё глубже.
— Поняла. Да, я с ней поговорю. Я надеюсь на Вас, — с чувством сказала она.