Зяма Биток, состоящий при Леве ординарцем, начальником штаба и вообще правой рукой, при появлении начальства вскочил, сноровисто наполнил огуречным рассолом пузатую расписную кружку, молча поднес.
— Чего слыхать? — Задов с трудом зафиксировал кружку в трясущихся с перепою руках.
— Грицка с Панасом шлепнули.
— Что?! — Лева не донес рассол до рта. — Как шлепнули? Кто?!
— Постреляли, — доложил Зяма. — Оба еще тепленькие. Кто, неведомо, но, говорят, видели там одного.
— Какого «одного»?
— Пока не знаем. Но узнаем.
Был Зяма человеком основательным и дотошным — если сказал, что узнает, можно было в том не сомневаться. Лева, кривясь от горечи, опростал кружку с рассолом, закашлялся. Биток вежливо похлопал ладонью по спине. Кашель прекратился. Лева шумно отплевался, затем отхаркался.
— За бабу что слышно? — спросил он.
— Ищем бабу.
— Ищем, свищем, — передразнил подчиненного Задов. — А толку?
— Найдем.
Лева смерил Битка недовольным взглядом. Бабу найти было необходимо, и как можно скорее. Казалось бы, чего проще: ее каждая собака в Одессе знает. Еще бы, не шикса какая-нибудь с Привоза, а настоящая актриса. Хотя… В том, что настоящая, Лева в последнее время сомневался. Слишком оборотиста для оперной певицы оказалась Полина Гурвич. Впрочем, полукровки — они такие. Сами евреи говорят, что полжида это как два целых.
— Ты вот что, — произнес Лева решительно. — Хлопцам скажи, что кто бабу найдет, тому от меня будет приятно. Так и передай. И вот еще: если живьем не дастся, пускай ее где найдут, там и шлепнут, понял? И за этого разузнай, который Грицка с Панасом. Все понял?
Зяма кивнул и, вышибив задом входную дверь, удалился. К обеду он вернулся, выставил из дома утомившую начальство грудастую брюнетку, откупорил заткнутую тряпицей бутыль с мутной жидкостью, разлил в граненые стаканы и доложил:
— Панаса с Грицком уже отпели.
— За помин души, — Лева покрутил нечесаной башкой, опрокинул в рот стакан с мутной жидкостью. — Ну? И кто их заделал?
— Есть один такой. Фамилия ему Перельмутер, но зовут больше по кличке — Моня Цимес. Человек, говорят, серьезный и из серьезной семьи. Я его старшего брата знал, Янкеля, гоп-стопником тот был, известным. Сгинул где-то, а Моня теперь вроде как заместо него. Только на гоп-стопы не ходит, коммерцией занимается. Той, которая без вывески.
— Без вывески, говоришь? — Лева поморщился. — Ты за бабу хлопцам передал?
— Передал.
— Так сходи еще передай. Теперь за этого Моню. Чтобы как появится, с ним церемоний не разводили.
— Легко сказать — появится. Он наружу-то вылезает как крот из норы, раз в год по обещанию. Погуляет мало-мало, нырнет под землю, и нет его.