Конечно, она говорила не только о положении жены торговца: первое время Хацунэ, как могла, старалась беречь семью, которую заполучила после долгих страданий. Однако, когда родилась дочь, муж полюбил девочку больше, чем жену. Возможно, это было вполне естественным родительским чувством, но Хацунэ не смогла его простить.
Ее привлекало не столько положение жены богатого человека, сколько присутствие рядом мужчины, который любил бы ее больше всех остальных. Но этой любви легко и просто лишила ее дочь.
– Девчонка говорила, что никогда не считала меня матерью. Так вот и я никогда не считала ее своей дочерью. Она была словно вторая я, которая смогла стать счастливой, которой повезло. А она все жаловалась, балованная счастливая девчонка. Я завидовала ей, жалела ее и ненавидела так, что готова была задушить. Пожалуй, я бросила ее, пока не дошло до убийства, потому что по-своему ее любила. Я не помнила, чтобы меня кто-то любил, поэтому не знала, как полюбить самой, даже если бы и хотела.
А муж, окруживший своей любовью дочь вместо жены, Хацунэ представлялся предателем.
– А если бы с новым мужем у вас родился ребенок и муж полюбил бы его, что бы ты сделала?
– А что тут сделаешь? Ушла бы. Для меня нет смысла быть вместе с человеком, для которого я не единственная. – Когда Хацунэ отвечала на вопрос чиновника, в ее лице появилась печаль. – Я понимаю, что вы имеете в виду. Я сама стала человеком, которому нельзя быть родителем. Если бы муж хоть раз проявил заботу обо мне, возможно, я смогла бы полюбить дочь. Если бы муж обожал меня больше дочери, возможно, я смогла бы стать ей матерью. Но я не знаю этого наверняка.
Другие люди, слушая Хацунэ, осудили бы ее непостоянство. Они бы пожалели брошенных мужа и дочь и сказали, что, в каких бы ужасных условиях ни приходилось расти Хацунэ, это не могло стать причиной предать народ ятагарасу. Она это понимала.
– Но по-другому быть не могло. Я хотела во что бы то ни стало защитить мою жизнь с нынешним мужем, который меня любил. Поэтому я просто делала то, что необходимо для этого. А как еще я должна была поступить? Других способов нет.
До сих пор Нацука молча слушал женщину, которая совершенно не испытывала стыда. Вдруг впервые тихо задал ей вопрос:
– То есть ты совсем не раскаиваешься в том, что сделала?
Несмотря на предложения чиновника сесть, Нацука так и остался стоять у стены.
Подняв глаза на огромного мрачного мужчину, Хацунэ громко рассмеялась:
– Что за глупости! Если бы здесь было в чем раскаиваться, я бы просто всего этого не натворила. Я прекрасно понимаю, что совершила.