Вот, оказывается, почему радио в домах говорило! Серёга с друзьями, конечно, догадывались, что это партизаны сделали. Но как и откуда велась передача, Сергей узнал только сейчас. Вот бы Серёге тогда вместе с партизанами оказаться!
— Иван Фридрихович, — спросил Журкович, — говорят, вы динамо-машину у немецкого шофёра выменяли на кусок сала?.. Ловко! Они ведь думали, что вы в будущем настоящим коммерсантом станете. Сегодня — продажа швейных машин, завтра — своя мастерская, а потом — чем чёрт не шутит! — и свой заводик. На собственный аршин вас мерили, гады…
Глаза Ивана Фридриховича потемнели.
— Может быть, и так, Никифор Евдокимович… Может быть, из настоящих шкурников они сделали бы и фабрикантов, и баронов-помещиков. Как до революции. Но только советскому народу они другое готовили. Видели на запасных путях товарный эшелон? Фашисты его пригнали в Дедково, чтобы увезти наших людей к себе в Германию. И там не коммерсантами, а рабами сделать!.. Вовремя мы освободили город…
Ревок положил паяльник на стол и выпрямился.
— Послушайте и, пока идёт война, не забывайте слов, которые написала домой в Брянск девушка Оля Романова. — Ревок вытащил из кармана письмо. — «Здравствуйте, родная мама, Таня, Люба, Надя. Нас загнали на два дня в концлагерь в Урицком посёлке возле Брянска, под конвоем, как пленных. Потом 12 дней везли. Хлеба по дороге не давали. Что я взяла с собой, то нам пришлось есть вдвоём с Марусей… По приезде в Германию была устроена торговля нами, и нас брали кому сколько угодно, как рабов. Куда продали Марусю, не знаю. Работаю с 6 часов утра дотемна. Надо мной здесь смеются, а я плачу… В общем, мама, меня продали навечно рабой…»
Ревок поднял глаза от письма:
— Это мы напечатаем листовкой, чтобы все-все люди, которые пока томятся под фашистами, знали правду… А теперь пора, товарищи. Пора радио включать. Журкович, бери-ка Вавилова да покажи ему, как укрепить на столбе репродуктор. Обязательно надо до «Последних известий» успеть…
… Длинная четырёхгранная труба репродуктора висит высоко, так, что люди, останавливаясь, задирают голову. И Колька смотрит вверх — на эту трубу и на Серёгу.
— Ну, пошли? — Сергей соскользнул со столба. — Радиоузел наш посмотришь.
Коля щупает в боковом кармане куртки сложенные вчетверо оттиски «Народного мстителя».
— Не могу сейчас… Мы вместе с Краюшиным придём… после… Честное слово, вот только тираж отпечатаем.
Серёге хочется подойти к Кольке, крепко пожать ему руку и сказать: «Ты настоящий парень, Колян… Тихий с виду. А настоящий…»
Но вместо этого он уже на углу оборачивается: