На самом же деле, безусловно, мы имеем дело не только с придуманной беременностью, но и с партеногенетическими фантазиями о самовоспроизводстве>4. Явная гомосексуальность, на которую так часто ссылаются в случаях мужской истерии, напротив, является сексуальностью без выбора объекта; она происходит от идентификации с ребенком, с матерью или с обоими одновременно, например, как имитация ребенком беременности и даже родов. Яркая сексуальность или кажущаяся женственность – это проявление схожей идентичности. Это связано с сепарационной тревогой и, более того, с тем, что воспринимается как угроза уникальному существованию субъекта>5. Уничтожение Я субъекта, причиной которого является сиблинг, устанавливает тип идентификации, направленный на предотвращение потери матери: ребенок будет «единым целым» с матерью, повторяя ее и/или ее ребенка. Истерик становится похожим на мать (и/или на ее ребенка), чтобы не потерять ее.
Это не идентификация, смоделированная на репрезентации, которая сформировалась в результате признания потери, когда воображение и память заменяют отсутствующий объект. Это идентификация без репрезентации, палимпсест, часто называемый «слиянием». Слияние ребенка и матери в этой истерической идентификации может быть воспроизведено в более поздних отношениях между родителем и ребенком, когда ребенок вырастет и у него родится собственный ребенок. Однако это настойчивое стремление быть таким же, как мать, или таким же, как мать и дитя, настойчивое требование быть единым (или даже быть «единым целым», «единым» в мире, а не в конфликте) представляет собой психический отказ вступить в стычку, который аргументируется так: «Если меня не берут в расчет, почему я должен брать в расчет остальных?» (сиблинговая дилемма).
Вагоновожатый помнит волнение и восторг, с которыми его родители ожидали и приветствовали рождение его первой сестры. Как уже упоминалось, вполне вероятно, что к тому времени, когда ему было три года, в семье уже было три мальчика, а к тому моменту, когда ему исполнилось шесть, возможно, был еще один мальчик, выкидыш, или перерыв между детьми. Все это предполагает возможность того, что родители четырех (или трех мальчиков, с учетом перерыва в три года) надеялись, что родится девочка. В шесть лет он сам, возможно, с нетерпением ожидал появления сестры, но затем почувствовал, что она вытеснила его и как ребенка его родителей, и с точки зрения пола, который для окружающих означал ее схожесть с матерью, которую он не может потерять, с которой он поэтому идентифицируется и от которой требует признания собственной уникальности и важности.