Скрытая жизнь братьев и сестер. Угрозы и травмы (Митчелл) - страница 131

Рис. 9. «Минимальное различие, которое необходимо установить между сестрами и братьями». Томас Гейнсборо. «Хенедж Ллойд и его сестра» (ок. 1750). Музей Фицвильямса, Университет Кембриджа

Психоаналитическая теория должна обеспечить пространство, в котором могли бы учитываться минимальные различия между сестрами и братьями, чтобы репликация преобразовалась в последовательность. Кто оказывается смещенным или пытается сместить кого-то другого в счастливой семье? Златовласка становится либо хорошей девочкой, либо антисоциальным ребенком. Истерик регрессирует на эту стадию детства; антисоциальный ребенок и взрослый психопат не покидают ее. Сбитая с толку или непослушная (зависит от версии), Златовласка, старшая сестра или альтернативные ей бродяги пытаются занять место младшего брата. Вместо этого она ломает стул ребенка, пытаясь обрести место в семье, которая, кажется, не признает ее потребности. Тем не менее в некоторых версиях маленькая Златовласка берет за руку непослушного Медвежонка, который стреляет из рогатки, они надевают свои ранцы и вместе отправляются в школу.

Меня давно занимал вопрос, почему именно Вторая мировая война стимулировала интенсивную работу, в ходе которой было установлено, что забота матери о своем ребенке является альфой и омегой для психического здоровья этого ребенка. «Моральное материнство» (Davin, 1978) последних десятилетий XIX века и вторая промышленная революция возложили на мать ответственность за гражданские качества ее ребенка, его образование и физическое развитие. В годы между Первой и Второй мировыми войнами, безусловно, произошла переоценка психологической роли матери. Первая мировая война, психические потери от которой были намного больше физического урона, в значительной степени способствовала пониманию того, почему во время следующей войны в середине ХХ века все прочее стало вторичным по отношению к психологическому здоровью. Войны – это коллективные травмы для большинства тех, кто воюет на фронте и находится в тылу.

Я обратилась к изучению исторического материала, который дал толчок к смещению акцента на приоритетное значение матери, в том числе отчетов о массовой эвакуации детей в Великобритании из городов в сельскую местность (Mitchell, Goody, 1999). После обнаружения негативного аспекта сиблинговых отношений, имеющих решающее значение в возникновении истерии, во время изучения материалов по эвакуации я стала задумываться о позитивном влиянии сестер и братьев. Если в психоаналитических исследованиях истерии сиблинги оказались в тени эдипового комплекса или с недавнего времени доэдипальной матери, то в отчетах о психологическом благополучии детей, находящихся в эвакуации, братья и сестры вообще не упоминались. Однако в жизни и на бумаге дела обстоят по-разному (напр.: Cary, 1947; Wolf, 1945). На днях я услышала по радио рассказ женщины о том, как ее эвакуировали. Во время размещения детей на постой женщина, открывшая входную дверь, воскликнула, что она просила только одну девочку, на что офицер, распределявший эвакуируемых по домам, ответил: «Но они сестры, и мы не могли их разлучить». Образ идущих в школу Златовласки и Медвежонка может быть символом заботы детей друг о друге во время эвакуации. Мать может укрепить этот настрой: провожая двух своих маленьких детей в эвакуацию, она оставляет на шее каждого ленту с надписью: «Не разделять». Я вновь обратилась к работам Джона Боулби, чтобы переосмыслить проблему игнорирования сиблинговых отношений.