После того как земли, на которых поселились старообрядцы, отошли к Пруссии, еще в период формирования административного аппарата, 11 июня 1797 г. старообрядцы направили военному министру просьбу об освобождении от присяги на верность королю, поскольку принесение присяги противоречило их религиозным верованиям. При этом в обращении было отмечено, что прежде польское правительство освобождало их от присяги, за исключением периода восстания Костюшко, когда старообрядцев пытались силой заставить принести присягу, а они, отказавшись, бежали в леса и в Восточную Пруссию, где были вынуждены внести оплату за освобождение их от воинской повинности [Acta DZA: 2, 3, 8].
Прусские власти, не имея достаточной информации, поручили организационной комиссии Военно-доменной камеры собрать данные о старообрядцах. Посланный со специальной целью гражданский чиновник Вегнер установил следующее: старообрядцы противились введению метрических книг, ссылаясь на религиозные правила, которые запрещали им вносить свои имена в любые правительственные списки; отказывались также от несения воинской службы. В связи с тем, что старообрядцев оказалось относительно немного и они характеризовались положительно с точки зрения их отношения к ведению хозяйства, было решено оставить их в покое. Однако ландрату Вигерского повята Георгу Кристиану фон Хиппелю было рекомендовано предпринять определенные меры в отношении старообрядцев, и тот вскоре провел контактную перепись, которая учитывала только мужское население. Результаты переписи показали, что на подведомственной ландрату территории проживало «около 2 тысяч человек, из которых 333 хозяина, 405 сыновей возрастом менее 16 лет, а 217 – старше этого возраста, но моложе 45» [ActaDZA: 13 – 18об.; Mecherzyński 1861: 88–89; Wąsicki 1863: 235]. Старообрядцам был увеличен чинш на 20 злотых с каждой волоки [Tykiel 1857: 235]. Предположительно в это время наблюдался переход в старообрядчество местного населения римско-католического вероисповедания, в особенности униатов, которые находили убежище у старообрядцев, пользовавшихся особыми льготами, предоставленными прусской администрацией [S. 1803: 105, 111; Mecherzyński 1861: 89].
Хотя федосеевцы по-прежнему не признавали брачных союзов, в реальности многие из них имели семьи. Определенная стабилизация жизненного уклада разрушала ряды «бракоотрицателей» (противников супружества), тем не менее они представляли многочисленную группу, свидетельством тому может быть относительно небольшое количество женщин-староверок. Мехежиньский даже утверждал, что некоторые старообрядцы по причине отсутствия «своих» женщин «уговаривали перейти в свою веру молодых местных девушек, т. е. полек и литовок, и прятали в своих домах младенцев женского пола, рожденных здесь же, чтобы затем, обучив их принципам своей религии, брать их в супруги». Увод девушек якобы был причиной многочисленных жалоб родителей римско-католическим священникам. Принимая во внимание взгляды старообрядцев на брак и нежелание вступать в брачный союз с иноверцами (сохранившееся до настоящего времени), невозможно согласиться с дальнейшими выводами этого автора о том, что «все филиппонки» на этих землях «исконно были польского или литовского рода» [Mecherzyński 1861: 498].