wildes Volk) [Szwengrub 1958: 64–65]. Это было только начало трагедии малой «частицы русского народа, которая была лишена спокойной жизни на родине и вынуждена была искать ее на чужбине» [Афанасьева 1962: 5]. Некоторые немецкие исследователи утверждали, что со временем старообрядцы полюбили военную службу [Titius 1864–1866/Х: 6]. С 1864 г. призыву подлежали все мужчины соответствующего возраста. Некоторые из старообрядцев принимали участие в войне с Данией и в 1870–1871 гг. во франко-прусской, а затем и в обеих мировых [Szwengrub 1958: 64–65]. Первоначально жители мазурской колонии всеми правдами и неправдами избегали военной службы в прусской армии, а когда после гибели упоминавшегося выше новобранца Дроздовского поднялась волна возмущения и разочарования, негодование дошло до такой степени, что многие собрались покинуть свои поселения на Мазурах. В поисках возможности поселения рядом с собратьями в 1844 г. мазурские старообрядцы отправили посольство в Волынь, затем в 1846 г. – в Австрию и Турцию. Однако желающих купить неплодородные земли, с ветхими домами и устаревшим инвентарем, не было, а правительство отказалось реализовать проект Шмидта (1847 г.), который предложил продать Войново немецким переселенцам, и таким образом ситуация не благоприятствовала их намерениям. Несмотря на это, многие покинули Мазуры, хотя часть уехавших все еще числилась в списках населения [Titius 1864–1866/Х: 413–414]. Уже в 1846 г. были зафиксированы поселения мазурских старообрядцев в двух деревнях, основанных ими в Молдавии [Надеждин 1860: 113]. В 1847 г. прусские власти ввели обязательное школьное образование для девочек, на что старообрядцы не хотели согласиться [Titius 1864–1866/Х: 414]. В связи с вышесказанным следует считать сведения Герсса о том, что в 1847 г. половина Войнова уехала
(нем. «halb Eckertsdorf auswanderte…») [Tetzner 1899: 186], соответствующими действительности. В некоторой степени эту информацию подтверждают официальные списки: если в 1846 г. в колонии проживало 1234 старообрядца, то в 1849 г. – только 866 [Titius 1864–1866/Х: 419]. Особенно несправедливым и враждебным старообрядцам показалось требование пастора Л. Кендзиорры об оплате десятины на новый евангелический приход в Укте. Длительное судебное разбирательство закончилось 2 июля 1849 г. принятием решения не в пользу старообрядцев [Tetzner 1902: 215–216; Sukertowa-Biedrawina 1961: 55].
Неопределенная политическая ситуация во время «Весны народов» (в период европейских революций 1848–1849 гг.) и временное закрытие границ приостановили выезд старообрядцев с Мазур. Сидор Борисов и Фома Иванов, которых прусские власти считали самыми опасными подстрекателями в колонии, были решительно настроены покинуть Мазуры. Чтобы от них избавиться, местная администрация, вопреки существующему запрету на поселение новых старообрядцев, дала согласие на продажу их имений только что прибывшим из Москвы федосеевским монахам. Однако попытки Сидора и Фомы приобрести земельные угодья за границами Пруссии закончились неудачей, и они стали терять влияние среди членов общины [Titius 1864–1866/Х: 416–418]. Смена предводителей общины, а также быстрое развитие Войновского монастыря привели к тому, что старообрядческая колония на Мазурах не только не распалась окончательно, но, наоборот, стала возрождаться. Тем не менее вновь сложившиеся обстоятельства помогли прусским властям подчинить себе переселенцев.