Изри смотрит на нее ничего не выражающим взглядом.
– Ты ей очень нравишься.
– И прекрасно!.. Согреешь меня?
Он тушит окурок, раздевается и ложится в постель. Они обнимаются, Таме хочется прикоснуться к нему, вдохнуть его запах, почувствовать, как бьется его сердце.
– Ты думаешь, она в шоке оттого, что мы спим вместе, хоть и не женаты?
– Не думаю, – шепчет Изри.
Он проводит рукой под ее ночной рубашкой, и она тихонько смеется:
– Не здесь! Бабушка услышит!
– Не волнуйся…
Тама все равно не может долго сопротивляться. С той ночи, ночи убийства, что-то между ними произошло. Они стали близки, как никогда раньше.
Стали сообщниками. Навсегда.
В кульминационный момент Изри зажимает Таме рот, чтобы у бабушки не зародились подозрения. Потом падает на матрас, тяжело дышит. Тама прижимается к нему и слушает свое тело, которое говорит ей, как она любит Изри. Как он важен для нее.
– Итак. Кто такой Тристан? – вдруг тихо спрашивает Изри.
– Я же тебе уже говорила, у него книжный магазин, я там книжки покупаю.
– Гм… Опиши его.
Тама вздыхает:
– Он умный и начитанный.
– Не играй со мной, Тама…
– Что ты имеешь в виду?
– Сама прекрасно знаешь.
Она секунду раздумывает, прежде чем ступить на зыбкую почву, и клянет себя за то, что произнесла это имя.
– Старый, – говорит она.
– Насколько старый?
– Ну, старый! Старше тебя.
– Точнее.
Это уже не вопрос, а приказ.
– Не знаю! Ну, лет пятьдесят. Он мне советует разные книжки, вот и все… Ты ревнуешь или что?
Он поворачивает к ней голову, и в глубине его глаз Тама видит угрожающие молнии.
– А должен, Тама?
– Нет, Из… Я люблю только тебя, и ты это прекрасно знаешь.
Он чуть улыбается, его улыбка так же загадочна, как и его взгляд. Потом крепко обнимает, как будто хочет показать, что она принадлежит ему.
Только ему, и никому больше.
* * *
Я молча стою у могилы Хашима, он похоронен в мусульманской части маленького местного кладбища. Я не знала этого человека, но мне тяжело. Потому что тяжело Изри.
Я думаю о маме, о том, что и она тоже лежит в могиле. Там, далеко от меня. Я не могу пойти к ней на могилу, не могу принести цветы. И конечно, секундой позже я думаю об отце. Помнит ли он еще о том, что я существую? Волнуется ли за меня? Хорошо ли себя чувствует?
Я бы так хотела сказать ему, где я, чем занимаюсь. Хотела бы рассказать последние новости и услышать его голос…
Но Изри мне это строго-настрого запретил.
Может быть, когда-нибудь я смогу убедить его изменить мнение.
Мы выходим с кладбища ближе к полудню и отвозим Василу домой, а потом уезжаем. Изри хочет показать мне эти места.
Узкие дороги петляют, я открываю для себя осенние Севенны, и душа у меня ликует. Меня поражает каждый дом, каждый бедняцкий хуторок, каждая речушка.