— И я ему высказала всё! И как помогала им до рэволюции и как страдала в одиночестве и тоске воспитывая сына и про моё горе и скорбь по погибшим мужу и сыну. И как меня сейчас притесняют и третируют те, за чью власть боролись и погибли мой муж и сын. — глаза мамы сверкали и метали молнии, а щёки просто пылали огнём. Видимо ей вновь вспомнился тот нелёгкий для неё день.
— Миша! Если б ты видел, как был разъярён Феликс! Я думала шо его удар хватит так он побледнел, или инфаркт, когда к его лицу прилила кровь. А ещё боялась, что он застрелит того шлимазла шо командовал одесскими чекистами. Когда Феликс наставил на него револьверт я даже закрыла глаза.
Мне не жалко было этого поца, но я боялась и до сих пор ужасно боюсь выстрелов. От них у меня появляется стеснение и слабость в груди и делается дурно. Но Феликс сдержался, только ругался такими словами каких не знают и одесские биндюжники. — мама прикрыла глаза и осуждающе покачала головой.
— Всё-таки Феликс оказался настоящим другом моего мужа. Сначала он предложил мне ассигнации чтоб компенсировать мои квартиры и понесённые расходы, так как в них уже жили важные люди и куда их девать если в Одессе всегда был острый квартирный вопрос? Но я отказалась. На что мне эти бумажки? Они не годились даже на то, чтоб ими растопить титан и нагреть котёл воды. Тогда он выгнал из кабинета всех, кто там находился и достал вот этот саквояж.
— Высыпал на стол всё что в нём находилось, а потом протянул его мне и сказал, что в дно этого саквояжа зашиты две тысячи царских рублей в золотых монетах. Это всё что он может для меня сделать в память о своём друге. А потом позвал начальника ЧК и опять на него кричал, приказал поставить меня на продуктовое довольствование при ГПУ как вдову погибшего за дело революции. И что теперь тот лично отвечает за моё спокойствие и чтоб все сотрудники об этом знали. Он будет проверять это лично. — мама гордо повела плечами, мол, знай наших!
— А мне посоветовал в случае новых притеснений обращаться прямо в Москву в ЦК ихней партии, так как там много товарищей кто был знаком с моим Юзеком по ссылкам и каторге. Они всегда помогут. Но больше меня никто не трогал и паёк до сих пор ежемесячно получаю. Не такой уж и большой и ноги всегда подгибаются, когда захожу в столовую ГПУ, но раз мне положено то пусть выдают! — и глаза мамы вновь воинственно заблестели.
Да-а-а Мама! Сколько же ещё «скелетов» в твоём персональном шкафу? То, что Дзержинский возил с собой этот потёртый коричневый саквояж меня не удивило. Все профессиональные революционеры «по привычке» всегда с собой имели НЗ на случай поступления внезапной команды «товарищи, тикайте огородами!» Раньше это не афишировалось, но в моё-то время «исподнее» им прополоскали знатно, да и документы сохранились.