Кроме того, Кидо чувствовал себя некомфортно, когда люди, которые, как ему казалось, мыслили так же, как и он, влезали в проблемы дзайнити. Он вспомнил слова Левина о своем старшем брате Кознышеве: «Точно так же, как он любил и хвалил деревенскую жизнь в противоположность той, которой он не любил, точно так же и народ любил он в противоположность тому классу людей, которого он не любил, и точно так же он знал народ как что-то противоположное вообще людям».
Кидо вообще ненавидел саму идею выделять любые категории людей, поэтому ему не нравилась и категория, в которую пытались объединить всех этнических корейцев в Японии. Разумеется, среди японских корейцев были и хорошие, и плохие люди, а у хороших людей были недостатки, а у плохих — достоинства, пусть он даже и не знал о них.
Кидо казалось, что еще одна реплика, адресованная Левиным брату, прекрасно иллюстрирует его сомнения: «…и Сергей Иванович, и многие другие деятели для общего блага не сердцем были приведены к этой любви к общему благу, но умом рассудили, что заниматься этим хорошо, и только потому занимались этим».
Однако разве не по этой же причине его жена с недоверием относилась к его заботе «об общественном благе»?
Столкнувшись с этим противоречием, Кидо еще некоторое время размышлял о нем, обхватив колени руками.
Разумеется, вопрос был непростым, ведь сам Кидо являлся дзайнити. Но он вырос как японец, поэтому до сих пор не был уверен в том, какое отношение к нему имеют проблемы корейских кварталов. Кидо было сложно представить, что когда-нибудь в его сердце проклюнутся ростки сопричастности к другим японским корейцам, как у Левина, который после дня изнурительной работы с крестьянами в ту невыразимо прекрасную ночь почувствовал в себе искреннюю любовь к «прекрасному общему труду».
Кидо устал от размышлений и почти машинально включил телевизор. На экране появилась студия, в которой ведущие довольно открыто, что было редкостью для телевидения последних лет, осуждали ксенофобию, вспоминая события давнего прошлого — корейскую резню после Великого землетрясения в Канто.
Это землетрясение произошло девяносто лет назад, в 1923 году. Хотя от мысли, что до столетия с момента этой трагедии еще десять лет, Кидо почему-то стало неприятно.
Все говорили о будущем землетрясении в Нанкайском желобе и крупномасштабном землетрясении в столичном округе как о доказанном факте. Кто-то возвещал, что оно положит Японии конец, но когда это произойдет, не знал никто. В районе, где они жили, были опасения не только по поводу обрушения зданий, но и ущерба от возможного цунами. Вероятно, находясь дома на девятом этаже, они могли бы спастись, но Кидо иногда думал: а что, если в этот момент они окажутся с Сотой в парке «Ямасита»? Вряд ли им хватит времени убежать.