Но даже сейчас, когда уже прошло больше двадцати лет, он никак не мог отвязаться от того слова, которое отец использовал по ошибке. У Кидо возник образ очеловеченной Кореи, которая не испытывала никаких «чувств» по отношению к Кидо, а вот он, возможно, именно в тот момент впервые что-то «почувствовал» в отношении этой страны.
А может, именно этот смысл тогда и вложил отец в свои слова?
Отец серьезно говорил с ним об их гражданстве всего три раза, включая тот раз.
Когда Кидо размышлял, куда идти учиться после школы, отец сказал, что нужно получить какую-нибудь государственную лицензию, потому что существует дискриминация при приеме на работу.
Кидо к тому времени был уже японским гражданином, он был потрясен словами отца и подумал даже, что отец неудачно пошутил, но тот был вполне серьезен. В результате, как и многие студенты гуманитарных направлений, слабо представляя себе, этим ли он хочет заниматься в будущем, он поступил на юридический, но во время учебы уверился в правильности своего выбора благодаря словам отца.
Отец еще раз поднял вопрос национальности накануне свадьбы Кидо. Он не был против женитьбы, но вместе с матерью предложил провести свадебную церемонию за рубежом. Бабушка по материнской линии очень хотела, чтобы внук надел на свадьбу традиционный наряд — чогори[8]. Кидо отказался, заметив, что «это уж чересчур», но, узнав, что родители жены озабочены тем же вопросом, решил организовать свадьбу на Гавайях, пригласив только родственников, после чего там же провести медовый месяц. Вернувшись в Японию, они устроили скромную вечеринку в ресторане. И при первом знакомстве, и на свадьбе Кидо со смешанным чувством стыда и жалости наблюдал, как его родители нервничают, общаясь с родителями Каори.
До недавнего времени лишь в этих эпизодах Кидо столкнулся с вопросом собственной этнической принадлежности, никаких четких воспоминаний об ущемлении прав у него не осталось, хотя, возможно, он просто был забывчивым человеком. Когда он поступил в университет и переехал в Токио, ему приходилось сталкиваться с такими же корейцами-дзайнити, как и он сам, которые рассказывали о серьезных фактах дискриминации, но он совсем не чувствовал в душе отклика на их истории.
К тому же Кидо был вполне нейтрален к политической ситуации, когда после так называемого высказывания Мураямы[9] в стране вспыхнула дискуссия на корейскую тему и исторический ревизионизм.
Только после Великого восточно-японского землетрясения, когда он стал размышлять о массовых убийствах корейцев в Йокогаме, Кидо впервые понял, что значит, когда на тебя смотрят как на корейца, и эта мысль вызвала в нем неприятные чувства.