— Да, что там делать, если русское правительство — всё мафия! — праведно возмущался он. — Надо уезжать из Англии, — продолжал митинговать Вадик, всё более распаляясь — здесь одни вырожденцы и извращенцы! Я девушек люблю, а на англичанок и смотреть не хочется. Живу здесь уже пять лет и ещё ни с одной из них не познакомился, — краснея и негодуя расходился московский паренёк.
Откуда-то появилась и подошла к нам девушка, такая же худенькая и низкорослая, как Вадик, держа в руке пластиковые мешочки с покупками, взяла его двумя костлявыми пальцами, словно щипцами, под локоток, потянула. Вадик покорно последовал за ней:
— Ну, ладно. Нам пора. Всего доброго.
— Как вас зовут? — спросил Леви.
— Вадик, а Вас? — юноша протянул свою бледную костлявую ладонь навстречу левиной.
— Леви, — и Леви аккуратно пожал её.
— А Вы откуда? — поинтересовался, не желая, видимо, расставаться с так редко здесь встречающимся собеседником, Вадим.
— Из Голландии.
— Тогда понятно, почему такое имя.
Сестрица Вадима представиться не пожелала. Леви на прощание обронил фразу, обращённую к ним обоим:
— Молчание сестры уравновешивает говорливость брата. Во всём нужен баланс.
Эта левина реплика была встречена на этот раз полным молчанием, — молчанием сестры и брата.
Леви вышел из Торгового центра, сделав ещё круг или два по сереющим улицам, и пошёл в сторону своего автомобиля. Дневной день был почти исполнен.
Уже при заходе солнца сидел Леви с Михой Лайтнером в Доме собрания и благодарил в совместной молитве вместе с другими людьми Благословенного Творца за удачно прожитый день. После возвращения на Метёлочную был подан неизменный тёмно-жёлтый супчик, ни жидкий, ни густой, какие-то «примазки» в пластиковых коробочках и желанный сон. Сон ранний и бескрайне глубокий, сон после недолгого чтения святых текстов, краткого изучения уроков английского языка и немного писания вот этих самых строк.
Сон смешал краски дня и ночи, смешал вчера и завтра, смешал виды Манчестера с видами и впечатлениями от других городов, смешал привычные положения времени, окутав всё туманной дымкой, увлекая Леви в безвременье, в сладкое забытьё, откуда, на следующее утро, он должен был возвратиться «заряженным» новыми силами и новыми надеждами. Всё поплыло, слилось, перемешалось, и уже нельзя было различить, в каком городе шагает Леви и шагает ли он, а не летит, опираясь на воздух выросшими у него крыльями. Летит, паря между знакомых домов, площадей, улочек. Леви мирно спал.