А вскоре потребовалась и шрапнель. Противник, скрытно накопив пехоту в балке, идущей от Камышевой бухты, около 16.00 под прикрытием артиллерийского огня и авиации двинулся к батарее. Шли в открытую, без перебежек, густыми цепями. Дадим слово А. Я. Лещенко: «Я находился у левого КП батареи. Когда фашисты подошли на 700–750 метров, я приказал открыть пулеметный огонь. Несмотря на то, что огонь вели два станковых, два ручных и один счетверенный пулеметы, гитлеровцы продолжали движение. Падали раненые и убитые, но это не останавливало врага. Тогда я принял решение встретить врага картечью, оставшимися шрапнельными снарядами стрельбой на картечь.
Вбежав в башню, где были оставлены командир орудия Яковлев и три комендора, приказываю: „Шрапнелью, трубка на картечь, орудие зарядить, орудия 0“ [то есть на шкале прицела — нулевые установки. — Авт.]. Сам стал горизонтальным наводчиком, навел в самую гущу противника и скомандовал: „Залп“.
Когда развеялся дым, на поле в направлении стрельбы я не увидел ни одного стоящего вражеского солдата. Повернув башню левее, дал еще выстрел…»>{450}
Невозможно передать словами, что такое стрельба картечью из 12-дюймовых орудий. Разрывы снарядов буквально прорубали просеки в цепях наступавших. Каждый выстрел стоил атакующим сотен солдат и офицеров. Немцы отвечали массированным огнем. На последнем, шестом выстреле в башню ударил вражеский снаряд, Лещенко сильно контузило, и он потерял сознание. Часа через три очнулся в санчасти. Потерявший много сил, почти оглохший, он тем не менее отказался от замены другим командиром и продолжал управлять батареей. Пошли, как потом стало ясно, последние часы жизни батареи.
Примерно в 23.00 Лещенко получил доклад, что большая группа немецких автоматчиков прорвала оборону, отрезав правый командный пост батареи, который находился в 450 м от батареи. Опасность прорыва непосредственно к башне и ее захвата врагом возрастала с каждой минутой. А допустить этого нельзя было ни при каких обстоятельствах: Лещенко свято помнил приказ командующего фронтом — батарею «живой» врагу не сдавать! Вместе с комиссаром батареи В. Е. Ивановым он принял тяжелое решение — подорвать орудия. Можно лишь представить себе, что испытывал при этом Алексей Яковлевич, выросший на 35-й из рядового краснофлотца до комбата, знавший на ней буквально каждый винтик. «Мне и сейчас тяжело думать о том, что 35-я батарея не существует. Приказ на уничтожение батареи стоил громадного нервного напряжения и даже, не стесняюсь сказать, слез…» — признавался много лет спустя Алексей Яковлевич в письме вице-адмиралу И. И. Азарову