30 июня 1941 года из Ленинграда ушёл первый состав с сокровищами, а 20 июля отправлен второй эшелон. Невероятно, но мы справились. Эвакуировали примерно миллион двести тысяч самых ценных экспонатов. От товарной станции Ленинград-Октябрьская литерный эшелон отошёл на рассвете 1 июля без традиционного паровозного гудка. Дело в том, что с 27 июня гудки паровозные и заводские разрешалось подавать только для оповещения жителей о воздушной тревоге. Утром в день отъезда уезжающие с детьми и вещами пришли в Эрмитаж. «Шла я в Эрмитаж с двумя детьми – дочерью трёх лет и сыном десяти лет. Со мной был огромный скарб. Когда накануне я спросила Орбели, что можно взять с собой, он ответил: “Можно взять столько, сколько сможешь”. Подойдя к Гранитной набережной, я остановилась передохнуть, и в этот момент сумка выпала из рук в Неву! Я только вскрикнула – “Ох!” – как отдыхающие на парапете бойцы увидели плывущую сумку. Один боец опустился в воду (его поддержали товарищи) и достал сумку. Как я была благодарна! В сумке были документы, деньги. Всё обошлось благополучно. Скоро мы тронулись в путь», – вспоминала Глафира Балашова.
Как ехали – страшно вспомнить. Запомнили дети: «В вагоне были двухъярусные нары. На рассвете началась воздушная тревога, мы увидели далеко на горизонте вражеские самолёты. Было страшно, ехали долго – две недели, часто стояли на полустанках и разъездах, иногда просто в чистом поле. Погода была хорошая. Точное место нашего прибытия было засекречено, но мы знали, что едем на Урал. Когда спрашивали взрослых, они отвечали: едем туда, где утонул Чапаев». Все сведения были строго засекречены. Сотрудникам запрещалось хоть вскользь упоминать о характере их работы. Никто не должен был знать, даже машинисты эшелонов не имели понятия, какой они везут груз. Составы охраняли очень тщательно – секретное сопровождение, а на платформах стояли зенитные орудия. Сокровища везли на Урал, доставили всё в полном порядке.
В Свердловске ценности разместили в Картинной галерее, в костёле Зачатия святой Анны и в Ипатьевском доме. Сотрудники галереи рассказывали, что все залы были полностью заставлены ящиками, коробками, свёртками. Странные чувства испытывали музейщики, когда входили в залы и подходили к этим таинственным ящикам: мысли о том, что там, в глубине, хранится величайшее творение гениев, конечно, беспокоили и возбуждали воображение – чувствовалось присутствие в обычной жизни чего-то иного, великолепного, грандиозного. Возможно, эти мысли и чувства помогали легче переносить, преодолевать житейские трудности.