Красота твоя восходит, словно солнце, надо мной.
Блещешь ты – и каждый атом ощутим, как свет дневной.
Каждых сумерек истома – это мгла волос твоих.
Лик твой бел – и зори утра светят дивной белизной.
Что достойно отражаться в зеркале очей твоих?
В них сверкает устремление, отражён весь мир земной.
Ночь настанет, и влюблённый оглашает воплем мир.
В час, когда сияет небо, озарённое луной,
Во вселенной кто найдётся, чтоб принять твою любовь?
Только я! Пусть я безумец, – не дерзнёт никто иной.
Кто сказал мне: «Эй, влюблённый, ты и любишь, и любим»?
Ревность – знак неистребимый, эта страсть – клинок стальной.
Между мыслью и словами нет единства, Навои,
Если ты язык свой в жертву не принёс любви одной.
«После вечера, – вспоминал мой отец, – Николай Лебедев слёг окончательно. Он медленно и мучительно умирал на своей койке в бомбоубежище, но, несмотря на физическую слабость, делился планами о своих будущих работах, читал стихи, свои переводы… Голос – слабый – становился всё тише и тише, и когда он ушёл – лежал мёртвый, покрытый туркменским ковром, но казалось, что он всё ещё читает свои стихи. Через несколько дней умерла его молодая красивая жена».
Не могут люди вечно быть живыми,
Но счастлив тот, чьё будут помнить имя.
Говорят, есть несколько способов смотреть на мир: быть уверенным, что чудес не существует, и твёрдо знать – чудеса вокруг нас, мы окружены чудесами. Мне ближе второй способ. Когда я думаю о войне, то восхищаюсь людьми, сумевшими творить чудеса и смотреть на мир, на людей, на жизнь с волшебством. Разве не чудо – в голодном, холодном, казалось бы, униженном Ленинграде в самые тяжёлые дни блокады устроить праздник, торжественно отметить, вспомнить великих мудрецов Востока? Это было мистическое действо – сакральное служение искусству, мудрости – и искусство уничтожало боль и страх.
«Слово, идущее от сердца, проникает в сердце».
В воскресенье, 19 октября 1941 года, в 120-й день войны и 43-й день полной блокады города в Эрмитаже устроили праздник: отмечали восьмисотлетие со дня рождения гениального азербайджанского поэта Низами Гянджеви. Поэт Николай Тихонов сердечно и просто сказал: «Мы вспоминаем имена великих поэтов в разные эпохи по-разному. Сегодня мы вспоминаем славного поэта, когда у ворот нашего города стоит враг, самый злобный, страшный, какого когда-либо знала наша родина. Назло этому врагу, отвергающему всё человеческое, мы празднуем память великого человеколюбца – азербайджанского поэта… Низами пришёл в наш город в буре сражений, и мы встречаем его, как друга, в нашем военном лагере, союзника и соратника в великой битве за правду, за свободу непобедимого, нового человечества». В другие времена, быть может, эта речь показалась бы излишне пышной, пафосной, но в те дни она звучала великолепно, как мужественный, гневный вызов грозным событиям.